Волчья ягода - Ольга Ружникова

Только бы ничего хуже!.. Вдруг он что-то скрывает… Если кто-то посмел обидеть ее маленького брата — всерьез обидеть! — она порвет сволочей в клочья собственными руками. Или кухонным ножом для разделки мяса. Пусть потом сажают! Хоть в одну тюрьму с Никитой! За это — не страшно.

Женька, на миг оторвавшись от подушки, яростно выдохнул:

— Да!

Нет, больше ничего.

Девушка привычно привлекла братишку к себе. Пусть выплачется. Так ему станет легче. А у нее слез уже не осталось. К счастью. Проку от них нет, а она — слишком взрослая, чтобы реветь.

— Всё будет хорошо. Никиту оправдают и выпустят, мама поправится, и мы уедем. Очень далеко. Но если захочешь — когда-нибудь вернешься сюда и набьешь им всем морды. По очереди.

— Зор! — наконец поднял к ней Женька зареванное лицо. — Почему нас никто не любит? Что мы им сделали?

Сестра крепче обняла его. Растрепала и без того взлохмаченные волосы. Все-таки пора стричь. Или отрастить — и в хвост. Или по плечам — как в старину. Вдруг в школе другого города к этому отнесутся нормально? Там ведь школ немало…

— А разве они умеют любить? Это еще Грин понял, что не умеют.

Глава шестая

1

— Норма паечка родная — за отсидочку навар,

А цена твоя такая — рукавичек сорок пар…

Звонок в дверь заставил привычно вздрогнуть. И разозлиться на себя. Идите все лесом, тут картошка горит!

— …доля бабская такая —

Кум орет, а ты молчи…

И щелк поворачивающегося ключа. Женька, ты что, одурел? Там же может быть…

Да кто угодно!

В прихожую Зорка метнулась галопом. И всё же успела только к радостному крику Женьки. Воплю:

— Мама! Зор, мама из больницы вернулась! Мамочка!.. Зоринская, ну где ты?!..

Мама. Она была против визитов Зоры в палату. В первый же день велела убираться. Сначала через медсестер, а когда дочь прорвалась сквозь кордон — лично.

Теперь попытается выгнать и из дома? Начнется ад еще и здесь? Опять?

А в глазах будет вечный вопрос: «Почему — Дина? Почему не ты?!»

— Зора! — мать шагнула к ней. — Зоренька!

Что происходит? Зорка не удивилась бы и обманному маневру. Сейчас подкрадется и ножом из-за спины — чирк. И хоть как-то исправлена ошибка судьбы. Лучшей дочери больше нет, но и худшей — не жить. Бедный тогда Женька.

— Мам?.. Мам, ты чего?

Несчастные, больные глаза. Не злые.

Слезы, которых не было, хлынули градом — все и сразу. Будто Зорка и не слишком взрослая…

— Эй, хорэ сырость разводить! — крикнул из кухни спасающий картошку Женька. — Я тоже, может, пореветь хочу…

2

Час ночи, крепкий чай (не стоило бы при шалящем сердце) и разговор. Долгий и тягостный.

— Почему ты не рассказала мне раньше? — мать смотрит пытливо. Обвиняюще. Это — нормально. Привычно уже. Главное — больше не ненавидит. Наверное. — О наркотиках?

— Тебе было не до того. — Вот теперь голову очень хочется опустить. Очень! Потому что здесь мама права. — Мы с Никитой надеялись справиться сами.

В третий раз свистит быстро пустеющий чайник. Спят (или жадно прислушиваются) соседи. За окном, на лавочке догуливают безнадежно опоздавшие к празднику жизни. Застряли в лете, а оно уже прошло. Попрыгунья-стрекоза…

— И раньше вы всегда справлялись, — вздохнула мать. Как же за эти дни постарело и осунулось ее красивое лицо! Раньше Маргарите Антоновой давали лет на десять меньше настоящего возраста. — Я знаю, что как мать я проиграла по всем статьям. Мне еще впору радоваться, что вы с Женей меня не возненавидели. И на дверь не указали.

Летний вечер, белые ночи. Тогда Никита был таким же обиженным и отчаявшимся…

— Мы все наделали много ошибок, — сказал голосом Зоры кто-то другой. Наверное, более взрослый. Или… старый.

— И больше всех — я. Не оправдывай меня, Зора, — качнула головой мать. — Я потеряла двоих детей…