Титус Гроун (Горменгаст - 1) - Пик Мервин

– Да я насчет маленького Титуса, – опустила глаза старуха. – Просто не знаю, как Фуксия отнесется к брату. Когда я сказала ей, что у нее родился маленький братик, она пришла в такой ужас. Вообще она – гроза на весь замок.

– Ну а вы-то чего боитесь? – допытывалась молодая женщина.

– Мне кажется, что она возненавидела младенца. Понимаешь, она хочет быть одной, единственной в своем роде. Она любит представлять себя королевой, а окружающих мертвыми – чтобы никто не мог бы понукать ее в чем-то или просто представлять для нее опасность. Она даже на меня иногда ужас наводит, хотя считает вроде как самым близким человеком... Знаешь, что она выдала на днях? Говорит, стану хозяйкой Горменгаста и сожгу его дотла. Чтобы ей, видишь, жить не мешали. Говорит, достаточно ей хижины, кролика жареного на целый день, и все. Чтобы только не мешали ей. Людей она ненавидит, дочка, имей это в виду.

Наконец лестница осталась позади, и женщины оказались на втором этаже. Еще десяток шагов – и они у двери комнаты. Госпожа Слэгг заговорщически приложила палец к губам и улыбнулась. Кида просто поразилась – она еще никогда не видела столь искренней и счастливой улыбки. Выходит, подумала она, не такой уж и сухарь эта бабуля, с нею тоже можно ладить.

Тем временем нянька тихо, стараясь не скрипеть и не звенеть, повернула ключ в замке и вошла в комнату, на ходу снимая шляпу. Кида вошла в комнату, даже не делая попытки идти тихо – она была босая и потому при всем желании не могла производить на ходу много шума. Продолжая держать указательный палец у губ, старуха подошла к колыбельке и осторожно наклонилась – все в порядке: младенец безмятежно посапывал. И вдруг, словно почувствовав на себе взгляд няньки, Титус разом открыл глаза. Глаза его – фиолетовые, как сразу подметил доктор Прунскваллер – смотрели на мир с удивительной мудростью. У этого маленького человека все еще было впереди – слезы, радости, горести, любовь, ненависть...

– Ах ты, мой сахарный, – заворковала госпожа Слэгг. – Ну что ты? Что ты?

После чего старуха, повернувшись к Киде, спросила тревожно:

– Как ты думаешь, когда я уходила – должна была оставлять его тут?

Девушка внимательно посмотрела на малыша, и на ее глаза навернулись слезы. Потом она отвернулась к окну. Все, она сама выбрала судьбу. Высоченные стены замка навсегда отрезали ее от семьи, от бедных лачуг, где в каменистой земле несколько дней назад зарыли тельце ее собственного ребенка...

Вообще-то для любого из обитателей предместья вход в пределы Горменгаста был событием из сказки – потому что ассоциировался с началом лета, когда трое счастливцев получали свободу в обмен на плоды своей фантазии, воплотившиеся в сухом дереве. Но сейчас замок больше не казался Киде чем-то сказочным. Она даже не задавала няньке никаких вопросов о предстоящем житье-бытье, хотя таких вопросов следовало задать много. Госпожа же Слэгг, украдкой посматривая на молодую женщину, отлично понимала ее – еще должно пройти время, когда Кида окончательно освоится с жизнью в Горменгасте, пообвыкнет, тогда и нужно вводить ее в тонкости жизни при дворе герцога. А пока пусть прощается с прошлой жизнью, к которой ей больше не суждено вернуться...