Титус Гроун (Горменгаст - 1) - Пик Мервин

Фуксия совершенно растерялась. Ей хотелось что-то сказать – нужно было хотя бы поблагодарить доктора, но язык отказывался повиноваться. Впрочем, лекарь понимал чувства девочки – он тактично отвернулся. Наконец Фуксия пришла в себя – подскочив к задремавшей няньке, она яростно затрясла старуху за плечи. Нянька сдавлено охнула – видимо, она не просто дремала, а спала. Схватив ничего не понимающую няньку за руку, воспитанница потащила ее к двери. Врач услужливо распахнул дверь, но тут Фуксия обернулась и посмотрела ему в глаза. Прунскваллер растерялся – на лице девочки он ни разу еще не видел столько благодарности и доброжелательности сразу. Однажды доктор признался себе, что тянулся инстинктивно к дочери герцога – было в ней что-то такое неуловимое, чего не замечал никто другой. И немудрено – Прунскваллер и сам затруднялся определить, что это было за качество. И, глядя на Фуксию, лекарь вдруг подумал – вот она и выросла...

Проходя по коридору, женщины увидели Стирпайка – тот сидел прямо на полу, привалившись спиной к огромным часам. Все молчали, только нянька, прощаясь с доктором, слабым голосом поблагодарила его «за все». Прунскваллер посмотрел на Фуксию, зажавшую его подарок в кулаке, и сказал на прощание: «Ну все, спокойной ночи! Желаю приятных сновидений!» Потом дверь гостеприимного дома захлопнулась.

К ЧЕМУ ПРИВОДИТ БОЛТЛИВОСТЬ

Проводив гостий, доктор вернулся в комнату. Он был так поражен только-только подмеченной в Фуксии переменой, что напрочь забыл о существовании Стирпайка. Потому-то, услышав шаги за спиной, лекарь удивился – что такое? Впрочем, через несколько секунд пришла очередь удивляться и самому Стирпайку – кто-то спускался по лестнице, рядом с которой он все это время сидел.

Но времени терять было нельзя, и паренек подскочил к доктору:

– Боюсь, что я все еще здесь, и потому...

Однако договорить он так и не сумел – шаги по лестнице становились все слышнее. Стирпайк не удержался и обернулся – и тут же увидел женщину. Прежде всего юношу поразило ее внешнее сходство с хозяином дома. Подобно доктору, она тоже носила очки. Только стекла очков были слегка дымчатыми, так что трудно было определить, на кого женщина смотрит в тот или иной момент. Тут приходилось ориентироваться разве что по поворотам головы, но это, понятно, еще не показатель...

Между тем женщина приблизилась к ним и, глядя в упор на Стирпайка, поинтересовалась:

– А это еще кто такой?

– Это, – сказал внушительно ее брат, – не кто иной, как сам господин Стирпайк. Он пришел сюда, чтобы удивить меня своим красноречием. Он, как бы тебе получше объяснить... Он очень желает, чтобы я нашел применение его мозгам. Разумеется, не в том плане, что я делаю с плавающими в моих стеклянных банках различными тварями. Но, доложу тебе, у него такой полет мысли – просто заслушаешься!

– А это не он сейчас поднимался наверх? – поинтересовалась госпожа Ирма Прунскваллер. – Я говорю, не он был наверху?

Стирпайк тут же подметил – эта высокая ростом сударыня имеет одну неприятную привычку – несколько раз повторять один и тот же вопрос, не давая собеседнику сосредоточиться и ответить на него. Вот и сейчас от внимания юноши не укрылось, с каким напряжением лекарь уставился на сестру.

– Наверху, дорогая? – спросил Прунскваллер – явно с целью выиграть время для обдумывания ответа.

– Кажется, я верно произнесла слово «наверху», – холодно сказала Ирма, – потому что говорить пока не разучилась и слово «наверху» вполне могу произнести правильно. Кто из вас – ты, или он – был наверху четверть часа назад?

– Определенно никто! Никто! – всплеснул руками доктор. – Потому что все мы сидели внизу. Но постой! – тут он обернулся к Стирпайку. – Ты ходил наверх?

– Ходил, – признался юноша. Доктор в душе порадовался – ему понравилось, что гость отвечает без излишнего многословия.