The Мечты. О любви - Марина Светлая

Дом был ладный, даже какой-то стройный, по-средневековому фахверковый, что, конечно, было имитацией настоящего средневекового фахверка. Но от этого он не менее живописно смотрелся, будто бы идеально вписываясь в мыс. Вокруг росли какие-то вечнозеленые растения, обрамляя его в цвета жизни, а она почему-то плохо его помнила. Была здесь каких-то пару месяцев назад, и не помнила, будто он не произвел на нее тогда впечатления. Надо же…

— … ничего не видела, — пробормотала Юля себе под нос.

— Я понял, — Богдан оказался рядом, взял ее за руку и повел по мощеной неровными камнями дорожке ко входу. — В следующий раз отвезу тебя к Реджепу. Пусть устроит тебе экзамен по жарке котлет.

— Я его сделаю, — отмахнулась она, с любопытством осматриваясь. Жизнерадостные фонарики, стилизованные под факелы, впечатляли и радовали больше всего. — И что здесь находится? Ресторан? Клуб? Библиотека?

— Отель. Отец на старости лет вспомнил, что вообще-то он архитектор.

— Я думала, он по крупняку. Ну там… стадион, бизнес-центр, фабрика какая-нибудь. Он вообще всегда страдал гигантоманией.

— Можно подумать, ты знаешь его тысячу лет, — рассмеялся Моджеевский, переступая порог небольшого холла. Швейцар, обряженный в темно-зеленый жиппон и отчего-то немного похожий на Робин Гуда, придержал для них дверь. Внутри же их встретил администратор — молодая женщина, как ни странно, в обычном строгом платье, в каких и ходят обычно администраторы.

И пока она о чем-то говорила с Богданом, вежливо величая его господином Моджеевским, Юля продолжала озираться по сторонам, приходя во все больший восторг — от стилизации, так необычно сочетавшей какой-нибудь тринадцатый век с современностью. Впрочем, сильнее всего ее восхищало обилие зелени в помещениях и, опять, снова, количество света от необычных светильников, выполненных в том же ключе, что и фонари во дворике.

Потом они поднимались наверх по чуть поскрипывающим, не иначе как для создания атмосферы, деревянным ступенькам винтовой лестницы, а Юля, держась рукой за Бодину ладонь, негромко и с улыбкой проговорила:

— Кажется, кто-то когда-то рыцарских романов начитался.

— Ты сейчас про сестру? — поинтересовался Богдан, останавливаясь у деревянной двери, покрытой темным лаком, и вставил в обычную замочную скважину металлический ключ, напоминавший о навесных замках на сараях Гунинского особняка. К некоторому удивлению, тот, несмотря на свои размеры, бесшумно повернулся, и Моджеевский отступил в сторону, пропуская Юлю в номер.

Она шагнула через порог, на ходу бросив:

— Я сейчас про твоего папашу.

Но последнее слово замерло у нее на языке, когда оказалась в комнате. Просторной, светлой, с высокими потолками и огромным арочным окном, за которым угадывался полукруглый балкон с замысловатым каменным бортиком.

Юля шумно втянула воздух и вгляделась в то, что видела за стеклом. Маяк. Ее маяк. Их маяк. И, кажется, сотни роз в вазах, то тут, то там расставленных на всевозможных поверхностях. Как тогда. Как когда они выбирали цветы на пляже.

Она медленно прошла вглубь, едва замечая и только краем глаза выхватывая большое зеркало, свечи на столе, сервированном на двоих, небольшой камин с пышным мохнатым ковром, на котором положено валяться вдвоем, пить вино и говорить обо всем на свете. И изумительной красоты кровать, правда, без балдахина, но зато со светлыми резными деревянными спинками.

Но по-настоящему видела она только этот ярко выделяющийся маяк в окне, все так же пускавший луч в море, как сотню лет до этого, охраняя вход в залив. И оберегая маленький солнечный городок от всех бед и напастей. Неужели все-таки уберег…

Юля медленно повернулась к Богдану и тихо сказала:

— Все предусмотрел, да?