The Мечты. О любви - Марина Светлая

— Ну давай вместе, — он усмехнулся, пожал плечами и кивнул в сторону картонки, которую она по-прежнему держала в руках. — Сейчас иди это выброси. Потом мы с тобой обсудим, могу ли я тебе подарить конфеты, и, если ты согласишься с моими доводами целесообразности такого поступка, я сгоняю в магазин. Обещаю даже пешком сходить. Тут за углом как раз есть, бабка ваша говорила, что корейцы держат.

Ее брови подлетели вверх. Она сначала опустила взгляд к розам, потом обратно к Богдану. А потом широко улыбнулась и заявила:

— Дудки! Мне такие никогда не дарили. И я сейчас сделаю страшное признание, к которому ты можешь оказаться не готов.

— Думаешь?

— Где я и где «думаю»? — хмыкнула она, кивнув в сторону Андрея, в это время поднявшего в воздух машинку, изображая ее полет над игрушечным лесом.

— Сейчас неважно. Оглашай!

— Как скажешь. Я люблю шоколад. Я люблю розы. Я люблю, когда мне что-то дарят просто так, без повода, не на восьмое марта и не на день рождения… И еще мне нравится то, что ты за мной… ухаживаешь. Еще мне очень не хочется возиться с пирогом, потому предлагаю ограничиться твоим подарком в качестве десерта.

— А то, что я пытаюсь уменьшить ущерб от Ярославцева — тебе не нравится, — негромко сказал Богдан. — Так?

— Не так, — мотнула Юлька головой, — мне не нравится, что ты не сказал мне раньше про адвоката… не предупредил. И я все-таки надеялась, что это все получится как-то… по-человечески.

— Ты же с ним общалась. Было похоже на то, что получится по-человечески?

В этот момент в него врезался внедорожник под управлением Андрея пока еще Дмитриевича, от чего этот юный диверсант, на которого совсем не обращали внимания, пришел в неописуемый восторг.

— Бомба! — вскрикнул мальчишка, захлопав в ладоши. И Юлька рассмеялась, уткнувшись в цветы. А когда подняла лицо, выдала:

— Ну а кто не пришел бы в ярость, узнав, что эта бомба к нему отношения не имеет? Тебе повезло — ты был в обратной ситуации. И то пыхтел.

— Поэтому пусть работают юристы.

— Ты действительно готов был… если бы он не родной — ты готов был… — неловко пробормотала она, но ее голос перебил звонок в дверь.

— А ты действительно не понимаешь, что это не имеет значения? — спросил Моджеевский таким тоном, будто объяснял, что дважды два четыре, непроходимому тугодуму. — В том, что Андрей — мой, есть единственный плюс. Рано или поздно мы избавимся от Ярославцева навсегда.

Юля слушала то, что он говорил, затаив дыхание. Но едва он замолчал, вздохнуть не смогла. Будто бы впитывала и пыталась в полной мере осознать, что все это значит для нее. Смотрела, не отрываясь до тех пор, пока звонок не повторился.

После этого выдала тихонько:

— Ой! — и, отставив картонку с розами на диван возле себя, подхватилась с места и бросилась открывать. Потому что привезли ужин. Ужин, который Богдан заказал, чтобы ей не пришлось готовить, раз уж сегодня она сообщила, что будет поздно. Тот самый. Из «Соль Меньер».

Спровоцировавший Танин визит к нему буквально на следующий день.

Прямо сейчас сестра сидела напротив него и внимательно изучала его физиономию с видом, излучавшим нормальное сестринское «Ага-а-а! Попался!»

А Богдан, перезагрузившись, выдал:

— Ну откуда ты узнала — спрашивать не буду, это и без того понятно. Но дальше-то что? Я обязан ужинать только дома?

— А детское меню?

— А детское меню — для детей, — продолжал испытывать Танькино терпение Бодя.

Сестра обиженно поджала губы, прищурилась, подумала и пошла в новое наступление:

— А ты в курсе, что этот особняк — почти сакральное место? Там раньше Женя папина жила.

— В курсе, — кивнул Богдан.

— А что там и сейчас живет ее отец?

— В курсе.

— А то, что там Реджеп жил?

Богдан удивленно присвистнул, выдав собственную недоосведомленность, но парировал с целью восстановить позиции: