The Мечты. О любви - Марина Светлая

В ответ на этот тон в ее глазах наконец отразилась хоть какая-то осмысленность, будто бы она пришла в себя после сильного эмоционального потрясения. И теперь, уставившись на Арсена, могла только моргать глазами и делать короткие вздохи до тех пор, пока не разразилась тихим жалобным всхлипом и не прижала все еще достаточно молодые, несмотря на возраст, ухоженные ладошки к некрасиво искривившемуся рту.

— Я не зна-а-аю, что делать, Сеня! — воскликнула Нина Петровна и разревелась, что, несомненно, было ее самым сильным оружием.

— Во-первых, успокоиться, — командным тоном рубанул он, — а во-вторых, оставить это все непосредственным участникам. Пусть сами разбираются.

— Как это сами? — еще горше заплакала Нина.

— Без твоего вмешательства.

— Сами они мне его в жизни в руки не дадут. Потому что Богдан на ней зациклен, а она… она его настроит против меня.

— Он и без нее с тобой давно не общается, — махнул рукой Арсен.

— Ну так потому что зациклен! Может она это… опоила его чем? Или там… как это называется… приворожила? Они обе?

— Ты еще про кукол вуду вспомни, — закатил глаза Коваль, плеснул коньяку и себе и залпом выпил. — Нина, не сходи с ума и оставь их в покое. И Татьяну, кстати, тоже. Если бы не Реджеп, ты бы уже давно видела ее еще реже, чем Богдана. Неужели ты правда этого не понимаешь?

— Этот еще ее турок, — горько вздохнула Нина Петровна. — Кругом столько мужчин, которые ей куда как больше подходят, а она вцепилась, будто он единственный на земле… Я смирилась, думала хоть дети будут у них красивые. В смешанных браках всегда красивые. Так они в какую-то ерунду играют который год. Я внуков хочу, Сеня!

Ну вот опять. Я хочу. А что хотят другие — в расчет не берется. «Хочу быть владычицей морскою». Коваль тряхнул головой, прогоняя наваждение. Стареет. Поддается эмоциям. А ведь еще не так чтобы давно поучал Рому. И кто теперь из них больший…

Додумывать Арсен Борисович не стал.

— И почему твои дети должны исполнять твои желания? — резко спросил он у Нины.

— Это не желания! Это естественный ход жизни! Ты понимаешь, до чего я дошла? Я мечтаю о том, что в принципе норма, что другим — просто так дано. Ни одна моя мечта не исполнилась. Ни одна. И уже поздно исполнять.

— Ничего нет естественного в том, чтобы навязывать другим свои мечты.

— Я никому ничего не навязываю, Арсен! Я всего-то хотела, чтобы у моих детей были счастливые крепкие семьи. Но ты посмотри на них. У одной турок, второй из всех баб выбрал именно эту! И живет не пойми как! Еще и ребенок!

— А они хотят жить так, как живут. Это их жизнь! Их! Не твоя! Ты живешь свою — и имеешь на это полное право. А лезть в их жизни тебе никто права не давал.

— Ты не знаешь, о чем ты говоришь, Сеня. Ты смолоду один. Всегда отвечал только за себя. Потому тебе легко рассуждать, кому чья жизнь принадлежит. Личное удобство для тебя важнее чувства долга перед семьей.

— Ты сама уже слишком давно думаешь только о личном удобстве, навязывая чувство долга всем остальным, — равнодушно проговорил Коваль.

На этом разговор он счел завершенным и, сполоснув пару тарелок и чашки, под тяжелым взглядом выбранной им однажды женщины удалился из кухни. Странно, что без комментариев с ее стороны. Ему странно, но если бы он знал, что в этот момент творилось с Ниной Петровной, то, возможно, предпочел бы остаться. Однако так уж вышло, что перелом, происходящий в ее душе, он пропустил. Возможно, зря. А может быть, и к лучшему, черт его разберет.

Нина Петровна еще долго сидела на своей кухне — большой, стильной, светлой и почти стерильной, как она сама. В руках зажала идеально прозрачную рюмку с остатками жидкости, а на столе по-прежнему лежала папка с фотографиями ее внука.

Надо же. Ее внука.