Без тебя я не я - Маша Брежнева

Порвать с ним — вот это глупость! А осознать это только через два года, когда он уже научился жить без меня и построил новые отношения, — это глупость вдвойне. Но теперь между нами только наше прошлое, которое больше не вернешь, а будущего просто нет. Мне бы найти в себе силы извиниться перед ним, но это будет означать лишь одно — я признаюсь, что совершила ошибку, а это в очередной раз будет для него болезненным ударом. Ян столько сил потратил, чтобы прийти в себя после наших отношений, и вот я признаю, что зря их разорвала. Нет. Так нельзя. У меня была возможность сделать выбор, и я его сделала, а вернуться назад не получится.

— Да, давайте не будем об этом. Я виновата, но это уже ничего не меняет, так что пусть будет счастлив с другой.

Елена Антоновна молча кивает и принимается разрезать обещанный пирог с грушами, и как раз в этот момент возвращается генерал.

— Вот же настырные эти журналисты! Такой список вопросов накатали, мне три часа на это отвечать. А вы мне пирога хоть оставили?

— Еще даже не начали, — как-то сухо отвечает ему жена. Видимо, наш разговор все же сказался на ней.

— Вы чего грустные какие-то? Женя, все в порядке?

— Да, конечно, все хорошо.

— Может, все-таки еще раз врача маме? А то тридцать первого, сама понимаешь, это будет слишком сложно.

— Нет, мы справимся. Она и сама не хочет, вы же ее знаете.

— Неудобно, что мы без подарка, Женя, — переживает Елена. — Не знали ведь, что ты придешь. Я думала, ты в Москве.

— Я приехала сразу, как только получилось. И не переживайте совершенно, самый главный подарок для мамы — это ваше внимание. И то, что вы заботитесь о ней.

— Если поправится, на праздник ждем в гости, будем рады ее видеть, — добавляет тетя Лена, и я цепляюсь за одну формулировку.

«Ее видеть», а не «вас». И все-таки она мне не рада… Значит, где-то в глубине души у нее еще болит.

— Конечно, я передам. Я выйду руки помыть, хорошо?

— Если нужно, иди. Помнишь ведь, где ванная? — первым отвечает генерал.

— Да, само собой.

Ваш дом мне никогда не забыть. Правда, руки мыть мне совершенно не надо, и я проскальзываю мимо. Бесшумно, мягко ступая, поднимаюсь на второй этаж.

Это не слишком вежливо — заходить в комнату Яна без спроса, но я зайду. Буду считать, это ответ на тот его ночной приезд ко мне, когда он сам настоял на своем. Аккуратно нажав на ручку, толкаю дверь и оказываюсь там, где не была уже несколько лет. Темно, ведь уже вечер, а включать свет я не буду. Я отлично все помню, да и эти стены все помнят… Облокачиваюсь на приоткрытую дверь, скольжу взглядам по мебели, книгам на полках, семейным фоткам и цветным стикерам на стене, которые он так и не убрал. Реву, но беззвучно, чтобы даже самые громкие стоны отчаяния остались внутри. Все очевидно сейчас, но обратной дороги давно уже нет. Нам больше не вернуть того, что с нами было. Но все равно…

Я люблю тебя, Самойленко! Я, главная дура на Земле, люблю тебя! Люблю твой голос, люблю твои руки, люблю твои глаза и твой запах. И каждую черту характера, что есть в тебе, и каждую, даже самую маленькую мелочь. Я не знаю, любишь ли ты ее, как любил меня, но знаю, что совпасть так, как совпадали мы, две детали пазла больше никогда не смогут.

Я люблю тебя, Ян. И только я виновата в том, что теперь между нами пропасть. Ты останешься с той, что выбрала тебя, и это будет правильным решением. Она не предаст, а я это сделала, и теперь чувствую себя раненым зверем в клетке. Но я живу, потому что есть ты. Даже если ты далеко и не со мной. Я живу, потому что ты спасаешь меня даже в беспросветном мраке.

Глава 30

Вечер у подъезда

Женя

Ян уходит, а с неба начинают сыпаться снежинки. Словно засыпая все, что осталось от нас, они тихо летят вниз, задевают меня, покалывая щеки. Но кожу покалывает и от слез. Да, я плачу. Снова плачу. Кричу, зову его по имени, но он уходит, не оборачиваясь.