Бог Боли - Рина Кент

— Вот почему отец никогда не хотел, чтобы ты уезжала из дома. Ты такая наивная, что мне чертовски стыдно. — Он отпускает меня, и я отшатываюсь назад, как будто кто-то ударил меня по лицу.

Нет.

Мне не было бы так больно, если бы кто-то ударил меня физически.

— Ты не будешь выходить на улицу, и тебя будут сопровождать при входе и выходе из КЭУ. — Он направляется к лестнице. — Это окончательное решение.

Обычно я пряталась в своей комнате, звонила маме, прося эмоциональной поддержки и, возможно, плакала там, где меня никто не видел.

Обычно я даже не пытаюсь идти против своего брата.

Однако на этот раз я врываюсь к нему, отводя плечи назад, и поднимаю подбородок, говоря спокойным, хотя и слегка дрожащим голосом.

— Ты называешь это наивностью, но я просто даю людям шансы, которые они заслуживают. Я отказываюсь видеть мир в черно-белых тонах, как ты, Джереми. Мне нужен серый, мне нужен фиолетовый, мне нужны все цвета. И я не позволю ни тебе, ни кому-либо другому запретить мне видеть их. Так я решила любить тебя, несмотря на твою темную сторону. Моя привязанность к тебе объясняется не твоей редкой теплотой или, не дай Бог, удушающим поведением, это мой выбор. Это также мой выбор — доверять Крейтону. Он не из тех, кто устраивает такой пожар только для того, чтобы поиграть в спасителя, и он ни при каких обстоятельствах не связан с Элитой. Я знаю это так же хорошо как и ты. Не оскорбляй меня, намекая, что я выбрала бы кого-то, кто хочет причинить тебе боль. Если бы ты доверял мне достаточно, ты бы понял, что я никогда бы этого не сделала.

Моя грудь раздувается от переполняющих эмоций, которые я только что распаковала одним махом. Этого давно следовало ожидать, учитывая его удушающую чрезмерную заботу. Клевета на Крейтона — это соломинка, сломавшая всю доску.

По крайней мере, Крей доверил мне взять ситуацию в свои руки. Того же нельзя сказать о Джереми. Я сомневаюсь, что он доверил бы мне даже дышать самостоятельно.

Его брови вскидываются в откровенном замешательстве, но его голос смягчается.

— Дело не в том, что я не доверяю тебе, а в том, что я не доверяю твоей доверчивой натуре, Аннушка. Эта черта привлекает всевозможных хищников и приглашает их причинить тебе боль. Вся семья Кингов жестока и кровожадна. Если бы они использовали тебя как пешку, ты бы не смогла выжить.

— Я прекрасно выживаю с ними, Джер. Черт, они мне нравятся больше, чем твои собственные чокнутые друзья.

— Они все еще будут тебе нравиться, если причинят тебе боль?

— Видишь ли, в этом твоя проблема. Ты считаешь, что либо все хотят причинить мне боль, либо я слишком непостоянна, чтобы справиться с собой. Мне восемнадцать лет, знаешь ли, и да, возможно, раньше я была немного незрелой, но теперь это не так. Я понимаю, что есть целый мир за пределами маленькой милой клетки, которую вы с папой построили для меня, и мне нужен этот мир, Джер. Я хочу жить, совершать ошибки и исправлять их самостоятельно. Я хочу быть живой.

Рука Джереми сжимается на боку, но он медленно расслабляет ее.

— И все это должно произойти с Крейтоном?

— Да. — Я прикусила уголок нижней губы. — Я люблю его.

— Ты не можешь быть уверена в этом на таком раннем этапе отношений.

— Если я не с ним, я думаю о нем. Черт, я даже сейчас думаю о нем. Он заставляет меня чувствовать себя счастливой и ценной. Когда я с ним, я просто Анника, а не мисс Волкова, которую сковывает моя фамилия и происхождение. Он — то место, куда я иду, когда хочу чувствовать себя в безопасности, так что да, я люблю его, и я чертовски уверена в этом.

Джереми напрягается, и я думаю, что он пойдет по своему диктаторскому пути, но потом он вздыхает.

— Почему это должен был быть Крейтон?

— Почему это не может быть Крейтон?

— Если ему придется выбирать, он пойдет со своей семьей.