Бог Боли - Рина Кент

Я увеличиваю его лицо и вздыхаю. Почему я вдруг так по нему скучаю, хотя прошло всего несколько часов с тех пор, как я видела его в последний раз?

— Так вот почему ты так веселишься? — мама подкрадывается ко мне сзади, неся тарелку с пирожными, и уже слишком поздно прятать от нее фотографию.

Слава богу, на ней только его лицо, а не мои ноги на его обнаженной груди на фоне ванной.

— Мама!

Ее улыбка тут же исчезает. Поднос дрожит в ее руке, прежде чем опрокинуться и упасть на пол с призрачным треском.

Но я не обращаю на это внимания, потому что происходит нечто худшее.

Мама побледнела, ее губы дрожат, и все ее тело напряглось.

Я впервые вижу ее такой. Как будто... она увидела призрака.

Глава 25

Анника

— Мам?

Я медленно встаю, конечности дрожат, а сердце колотится.

Моя мать застыла на месте, она смотрит прямо сквозь меня, а ее руки дрожат.

Как будто она здесь, но не совсем здесь.

И это зрелище пугает меня до смерти.

Осторожно, чтобы не наступить на битое стекло и испорченные закуски, я не спеша приближаюсь к ней, пока не оказываюсь с ней лицом к лицу.

— Мама. — Зову я снова, на этот раз громче. Я машу рукой перед ее лицом.

Она вздрагивает.

Я вздрагиваю.

Это первый раз, когда я вижу, как вздрагивает моя мама. Папа может быть плохим мафиози, но дома они делят все эмоции. То, что она мягкая, не значит, что она слабая. На самом деле, она может быть очень сильной, если того требуют обстоятельства.

Она просто не из тех, кто дрожит, и точка.

Так почему же ее глаза выглядят такими... мертвыми? Обычно они самые живые из всех, что я знаю. И самые теплые.

— Мама! — мой голос передает всю панику, которая распространяется внутри меня. Она дергается, медленно моргает, прежде чем ее внимание переключается на меня. Как будто она видит меня в первый раз. Как будто я не была ее дочерью, ее ангелочком на протяжении последних восемнадцати лет.

А это выражение лица?

Оно ужасает меня.

Наверное, именно так чувствуют себя родные и друзья пациентов с амнезией, когда они понимают, что их забыли. Что они единственные, кто помнит каждое маленькое воспоминание, каждую деталь, каждый смех, каждую улыбку, каждый драгоценный разговор.

— Мама? Ты в порядке? — говорю я ломким голосом, сердце стучит в груди.

— Что... О, я в порядке. — Она тяжело дышит, ее взгляд метнулся к моему телефону, который я оставила на кровати.

— Ты выглядишь как угодно, но только не в порядке, мам.

— Это, наверное, усталость от работы в приюте. Мне просто нужна минутка. — Она садится на край кровати и поглаживает место рядом с собой. — Осторожно, осколки стекла.

Облегчение пронзает меня, но тени настороженности остаются в комнате, как третье присутствие.

Зловещий знак.

Затишье перед ужасом.

Тем не менее, я сажусь рядом с ней и внимательно наблюдаю за ней, так внимательно, что она улыбается.

— Со мной действительно все в порядке, Анни.

— Минуту назад все выглядело не так.

— Это просто переутомление. Это случается постоянно.

— Я впервые вижу тебя такой, мама.

— Видимо, я хорошо скрывала это от вас, ребята. — Она улыбается, предлагает мне лечь и кладет мою голову себе на колени, чтобы погладить мои волосы.

Она часто так делала, когда я была ребенком, но по мере того, как я росла, она делала это все реже и реже. Не то чтобы я жаловалась или что-то в этом роде. Я та, кто хочет стать взрослой скорее раньше, чем позже. Но я скучаю по ее прикосновениям.

Ее пальцы в моих волосах — не что иное, как успокаивающая колыбельная. Я закрываю глаза, представляя, как легко погружаюсь в мирный сон.

— Ангелочек?

— Да?

— Расскажи мне о мальчике на фотографии, на которого ты только что смотрела с мечтательным выражением лица.

Я вздрогнула, открывая глаза.