Бог Боли - Рина Кент

Мы едва успели сделать два шага внутрь, как из кухни появляется мама, вытирая руки о фартук и улыбаясь так широко, что я не могу не улыбнуться в ответ.

Она выглядит такой сияющей в цветочном платье, наполовину скрытом фартуком. Ее волосы убраны в пучок, а челка сбегает на обе стороны. Я пришла к выводу, что она вампир, потому что она ничуть не изменилась с тех пор, как я была маленькой.

— Дети! — она раскрывает свои объятия, и я бегу прямо в них, позволяя своей сумке упасть на пол.

Когда она обнимает меня, и я тону в аромате роз, мне кажется, что все будет хорошо. Она пахнет теплом и безграничной привязанностью. Она пахнет всеми прекрасными воспоминаниями и счастливыми детскими мечтами.

— Дай мне посмотреть на тебя. — Она отступает назад, чтобы внимательно рассмотреть меня. — Ты стала выше и красивее, мой ангелочек.

— Мне восемнадцать. Не называй меня так.

— Ты всегда будешь моим ангелочком. Не могу поверить, что моей младшей уже восемнадцать. — Она снова обнимает меня. — Я скучала по тебе до смерти. Я даже жалею, что отпустила тебя.

— Я тоже по тебе скучала, мама.

— Могу я поздороваться или мне лучше зайти через час, когда вы закончите?

Мама отступает назад при звуке голоса Джереми и смеется, затем притягивает его к себе, чтобы обнять. Он такой высокий по сравнению с ней, что все это выглядит в лучшем случае комично.

— Пойдемте, поужинаем. Я приготовила много еды для вас двоих. — Говорит она, когда они отпускают друг друга.

— Тебе и не нужно было. Мы могли бы съесть что угодно. — Говорю я.

— Ерунда. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как вы уехали, и вы ни за что не станете есть что попало.

Она ведет нас на кухню с помощью Яна. Огла, наша главная служанка, приветствует нас, и я обнимаю ее. Последние восемнадцать лет она считала это кощунством, но я постепенно приучила суровую русскую даму принимать их.

— Где папа? — спрашиваю я маму, пока помогаю Огле наполнять тарелки, которые выглядят не иначе, как пир для целой армии.

— В кабинете с Колей. — Мама усаживает меня на сиденье и ставит передо мной мой любимый салат. — Ты же знаешь, как у него с работой.

— Давай я пойду позвоню им. Джереми едва успевает закончить фразу, как папа входит на кухню с Колей — своим вторым помощником.

Папа обладает внушительным, пугающим присутствием, которое привлекает внимание каждого, когда он входит в комнату. Мне повезло, что я его дочь, поэтому я никогда не бываю объектом его гнева, но знаю, что люди дрожат от перспективы оказаться в таком положении.

После того, как он обнимает Джереми в знак приветствия, он встречает меня мягкой улыбкой.

— Аннушка.

Я бросаюсь в его объятия, и хотя они не такие успокаивающие, как мамины, они надежные, как крепость.

В такие моменты я рада быть дома. Моменты нормальной жизни, тепла и покоя.

Семья.

Даже если мы никогда не будем обычной.

Мы все сидим за ужином, Коля, Ян и Огла в том числе. Борис, еще один охранник из нашего тесного круга, тоже присоединился бы к нам, но его, видимо, нет дома.

Мы всегда считали этих ребят своей расширенной семьей. Теми, к кому мы обращаемся, когда наши родители оказываются недоступны.

В каком-то смысле они наши крестные родители.

Мама, сияющая от уха до уха, не перестает подталкивать в нашу сторону всевозможную еду. Ее счастье, мягко говоря, заразительно, как и ее энергия.

— Как дела в университете? — папа наливает себе бокал вина.

— Как обычно. — Отвечает Джереми, пожимая плечами. Нет нужды говорить о том, что он заставил охранников доложить, что произошедший пожар был незначительным и беспокоиться не о чем. Иначе папа и эти безжалостные парни пришли бы и похоронили Змей своими руками.

Особенно если бы они узнали, что наша с Джереми жизнь в опасности.

Я толкаю свой стакан перед папой.

— Мне тоже.