Он прислонился к стеклянной стене своего заведения, засунув руки глубоко в карманы. Я пнула камешек, отбросив его на противоположную сторону дороги, и не сводила глаз со своей обуви.

– Я же говорил тебе, Снежинка. Я не собираюсь портить то, что у нас есть.

– Ты все время так говоришь, – пробормотала я.

– А ты все никак не хочешь меня слушать. Давай сменим тему. Чем хочешь заняться в последний день своей свободы?

– Свободы? – Вопрос звучал глупо, даже для моих собственных ушей. Но я винила в этом аромат корицы, исходящий от него, смешанный с морской солью. Стоять так близко к мужчине и не бороться при этом за свою жизнь казалось достижением, и это не могло оставить меня равнодушной.

– Да. – Он подбросил окурок и пнул его, подобно футболисту, отправляя прямо в песок. – Прежде чем ты приступишь завтра к работе.

– Разве тебе не нужно сегодня снова ограбить парочку несчастных душ? – Я вздернула подбородок, скрестив руки на груди. Бэйн рассмеялся.

– Рад сообщить, что все несчастные души, за которые я отвечаю, уже покрыли свои долги. А ты уже пробежала сегодня десять миль?

– Откуда ты знаешь, какое расстояние я бегаю? – Я нахмурилась. Конечно, он видел, что я бегала в ту ночь, когда он отпугнул Генри и Нолана, но сейчас он назвал конкретное число. Десять миль. Глаза Бэйна растерянно расширились, прежде чем вернулась его привычная ухмылка.

– Дорогая мамаша немного рассказала о тебе сегодня.

– В ней нет ничего дорогого.

– Похоже, что в этом вопросе наши мнения сходятся. – Он натянул свою дьявольскую улыбку, а затем щелкнул пальцами и направил их на меня. – Итальянское мороженое.

– Все подумают, что мы на свидании. – Я закусила нижнюю губу, ненавидя себя за то, что мне не все равно. Никто не запрещал мне покидать Эльдорадо, как и ходить на свидания, если я захочу. И мне точно можно поесть мороженое с моим другом-мужчиной. Логически я понимала, что все это правда, но страх все равно не отступал.

– Верно. – Бэйн засунул бумажник в карман и уже направлялся к лестнице. – Напомни мне, кого это волнует?

– Меня. – Я осталась стоять на месте. – У меня плохая репутация.

Он остановился и уставился на меня.

– Моя еще хуже.

– Хочешь поспорить? – фыркнула я.

Он улыбнулся одной из своих расслабленных улыбок, напоминавших колыбельную. Следующие предложения он произнес тихим шепотом:

– Я ведь уже говорил, что слышал все слухи о тебе, Джесси. К черту их. К черту этот город вместе с его опрятными, осуждающими жителями и всех идиотов, кто захочет нас высмеять. Разве ты не понимаешь? Мы аутсайдеры. Отбросы. И мы свободны. Свободны делать все, что захотим, потому что это ни на что не повлияет. Мы никогда не впишемся в это общество, и нам не нужно пытаться. Мы свободны от всего этого дерьма, – он обвел рукой пространство вокруг нас. – Они не могут причинить тебе боль, если ты сама им не позволишь. Так не позволяй.

Я нерешительно шагнула к нему. Люди входили и выходили из дверей «Кафе Дьем», и никто не смотрел на нас с насмешкой. Может, это и была одна из причин, почему мне нравилось проводить время с Бэйном. Люди не спешили проявлять к нему неуважение. Мне все еще с трудом верилось в то, что после всех слухов он действительно хотел со мной общаться.

Мои обидчики сказали, что ночь в переулке на самом деле произошла не на улице, а в доме Генри и что это была оргия, на которую я добровольно согласилась. Новости об аборте тоже достаточно быстро достигли любопытных ушей горожан. Однажды я услышала, как подруга Рен, Кэнди, сказала: «Ребенок, вероятно, умер от смущения. Можешь себе представить? Быть зачатым во время оргии?»

Но Бэйну было все равно.

Ради бога, он зарабатывал на жизнь сексом.

Неудивительно, что он единственный, кто смог меня принять.