Шумит вода.

Слушаю, слушаю, слушаю, переминаюсь на месте.

Илья ведь этого и добивается, рассорить нас, нам с Никитой нужно помириться, мне нужно извиниться.

Я это знаю.

Но выхожу в комнату.

Глава 14

ИЛЬЯ

Неделя тянется, жара как в Африке, воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг.

Пятница. Развратница, как говорит Андрюха.

- Что сегодня вечером делаете? - отодвигаю тарелку с недоеденной курицей и беру кофе.

- Сегодня? - Никита сидит напротив, задирает рукав и смотрит на часы. Шевелит губами, что-то прикидывает. - До семи работаю, потом как ветер свободен. Завтра выходной.

- В гости пустите? - надрываю упаковку с сахаром, ссыпаю в чашку.

- Вай нот, - он давит пальцем экран телефона, что-то читает. Сам себе кивает и продолжает. - Можно и к нам. Только если вы вдвоем, без сборищ, всю неделю пахал, как папа Карло, расслабиться хочу.

- Только мы с Олесей, - заверяю. Мне больше никого и не надо. - Кстати, Рита эта их? - изгибаю бровь. - Странная дама.

- В тренажерке познакомились, - Никита с аппетитом поедает грибную запеканку. - Ирка ей и вещи отдает, одежду там, для спорта что-то, не знаю, что там с финансами, не вникаю, короче, хотят - пусть дружат. У нее никого. Олеся только. И вот Рита эта.

- Почему?

- Без понятия. Необщительная.

Он даже такой мелочи о жене не знает. Про красные шарики на набережной, и парня, который в кровать с ее подругой завалился.

Потому и одна, не доверяет женщинам, такая чувствительная, и это так странно, боится за свое сучье сердце.

- Ты за ту тему не греешься? - Никита отхлебывает чай. - Про гостиницу и путану? Ира обозналась, наверное.

- Забыл уже, - усмехаюсь и смотрю на мысленный крестик. Я все записываю, в копилку к ее грехам складываю, готовься, Ира, тебя ждет Страшный Суд, и я буду безжалостен. - Тогда часиков в восемь у вас?

Никита согласно кивает. Допиваю кофе, он зеленый чай, за руки прощаемся, расходимся по машинам.

Жду вечера, все из рук валится, я ради похода в гости к Летовым все это и затеял, но вот уже скоро.

В семь вечера, вдвоем с Олесей, выезжаем из дома.

- Осталось три недели, - говорит она и смотрит в календарь на телефоне. - Я шумихи не хочу, да и, вообще, это глупо - надевать белую фату. Ты знаешь, это признак невинности. Считалось так раньше. Мол, невеста нетронута.

- А ты тронута, - улыбаюсь краешком рта.

- А я - да, - подтвержает Олеся. - Поэтому просто белый костюм или кремовый, и, наверное, ресторан снимем. Гостей много звать не хочу, и, кстати. Твои будут?

- Отец, - сухо отзываюсь.

Она молчит.

Про семью мы не разговариваем, решили на берегу. Есть я, есть она, а наши родственники - все это отдельно, чужие люди не станут близкими из-за паршивого штампа в наших паспортах.

Я прошел эту тему с родителями Иры.

И мне по горло хватило.

Они все испортили, вливали отраву ей в уши, а она держалась, ради меня против мира целого готова была пойти, меня никогда больше, никто в жизни, так как она любить не сможет.

И ненавидеть тоже.

Любовь и брак - понятия разные, они пересекаются очень редко, я понял.

Ловлю себя на мысли, что через три недели всерьез собираюсь жениться и резко торможу машину возле их дома.

- Осторожнее, - ахает Олеся, не пристегнутая бьется коленями в приборную панель.

- Прошу прощения, - тянусь к ней.

Она, неизаблованная моим вниманием, хлопает дверью у меня перед носом. Хмыкаю, с задних сидений забираю пакеты с гостинцами.

Олеся набирает код на воротах, проходим на участок, я оглядываюсь по сторонам, запоминаю пейзаж.

Ира каждый день ходит по этим плиточным дорожкам, смотрит на цветы в клумбах и кусты роз, выходит из этого двухэтажного дома с терассой, вечерами возвращаясь обратно.

К нему.