Друг моего мужа - Дана Блэк

Илья невозмутимо ест канапе. На меня внимания не обращает, внимательно слушает байки Никиты про червивый сыр. А его рука с кружевной резинки чулка перемещается на голую кожу, пальцы, словно раскаленные угли жгут меня, добираются до края трусиков и заполазют под белье.

У меня перед глазами красные круги плывут, он лапает меня, внаглую, так цинично, когда напротив мой муж сидит, и его невеста, он невозмутимо кивает, улыбается, а его ладонь оттягивает трусики, накрывает промежность.

В беспамятстве сжимаю приборы. Отклоняюсь назад, на спинку, опускаю вниз руку и...

С силой всаживаю вилку в его кисть.

Глава 17

ИЛЬЯ

-...и я не знаю, как я понял владелец уехал заграницу, и не в курсе, что тут детки творят, - сплетничает про соседей Никита и скребет вилкой по тарелке.

А я сжимаю зубы, вот-вот раскрошу, боль разбегается по телу, по нервным окончаниям бьет, спицами в виски ввинчивается, я словно из тела вышел, перестаю ощущать себя за столом, лишь чувствую, как левая рука становится мокрой и липкой.

Скашиваю глаза вниз.

Из кисти торчит вилка, мне это не кажется.

Ручейки крови капают Ире на чулки, пачкают стул.

- Что думаешь, Илюха? - через стол кивает мне Никита и беззаботно режет мясо.

- Ментов вызывай, - тянусь к бокалу. В два глотка опустошаю его и беру бутылку вина, наливаю еще. - Раз, другой, третий, приедут, вечеринку испортят. Если так напрягает.

- Я вот и не знаю, - Никита ведет ладонью по бритому черепу. - Стукачить не с руки, но заколебали, честное слово.

Мне надо встать, дойти до ванной, украсить их белый пушистый ковер тропинкой из крови, а я рукой пошевелить не могу, она так и лежит на ее бедре.

Кошусь на Иру.

Сидит, смотрит в тарелку, лицо белее мела.

- Вилка, ты серьезно, - наклоняюсь к ней, - почему не нож?

Она молчит, кусает губы, а мне хочется прямо здесь ее за шею схватить, этой самой рукой, платье ей задрать, содрать трусы, вижу, как ее пальцы дрожат, и меня самого колотит, к такому отказу я готов не был, и я распаляюсь.

Буду сидеть. Ничего не сделаю. Меня не остановит какая-то вилка - она плохо понимает, насколько я за эти полгода спятил.

Двигаю пальцами, все еще между ног у нее, никогда еще так больно не было лезть к ней в белье.

Ира вздрагивает.

- Ты уже показывал Олесе свое новое ружье, Никит? - подает она голос.

- Потом, - Никита закатывает рукава, переставляет ближе блюдо с печеным картофелем, - голодный, как волк.

Ее попытка спровадить свидетелей провалилась, все сидят, я зло усмехаюсь.

- Вкусное вино, - говорю и залпом пью второй бокал. Так себе обезболивающее, мало градусов, тупое, ноющее сверло врезается в череп.

- Олеся, попробуй вон тот салат, - говорит Ира.

И я ощущаю теплые пальцы под столом, кошусь на нее. Ее ладонь давит мою, она шумно выдыхает, жмурится, и я сжимаю зубы.

Решилась, сейчас выдернет вилку.

Ира медлит, крупно дрожит.

Открывает глаза.

- Черт, - говорит она еле слышно, и одергивает руки.

Не может.

Напугалась.

Сидит.

Тебе надо в больницу, Илья - сказала бы она раньше.

Раньше - хреновое слово, на надгробие похоже, всего несколько месяцев прошло, и вот - столовый прибор. Я не ошибся, эта ненависть взаимна, в нас нет больше жалости друг к другу, есть только нездоровая тяга.

- Кстати, Никита, - заливаюсь вином. - Вас можно поздравить?

- С чем? - он переводит взгляд с меня на жену.

- У меня сестра в гинекологии работает, на днях заезжал к ней. Видел Иру, сидела там в холле, ждала прием.

- Ира? - Никита вопросительно поднимает бровь.

Мысленно хмыкаю, смотрю на нее. В кого больше поверят, в меня возле отеля в обнимку с проституткой, или в нее на приеме у гинеколога.