Друг моего мужа - Дана Блэк

На лбу выступает испарина, холодный пот. Жмурюсь и бегу вперед, пытаюсь сосредточиться на ногах, я не вижу дороги, я упаду, если не прекращу себя вспарывать изнутри его именем.

Оступаюсь и падаю.

С размаху коленями по земле проезжаю, ладонями упираюсь, стесываю кожу.

Не встаю, сижу и костяшками вытираю глаза, а слезы все льются, я потону в этом водопаде, что же я натворила, я его чуть не убила.

Наушники выпали, болтаются на груди. На деревьях щебечут птицы, дует прохладный ветер, вокруг природа, спокойствие, такое величественное, словно ничего не случилось вчера, не изменилось.

Изменилась я.

Опираюсь на руки и встаю.

Отряхиваюсь, меланхолично смотрю на содранные колени. Прихрамывая, бегу дальше, пытаюсь заверить себя, что все не так страшно.

Я ведь тоже потеряла сознание и с той лестницы следом за ним брякнулась, но я здесь, я жива, не переломалась, даже бегать могу.

И он бы не убился.

Приближаюсь к парку, черному ограждению и фонтану, в ушах снова музыка, заводная, призывающая организм проснуться.

Они остались у нас ночевать, и Илья, и Олеся, они скоро встанут, а я ему в глаза посмотреть не смогу, пусть они женятся, пусть живут счастливо, это искренне, пусть только он оставит меня в покое, я больше не выдержу.

Сама не замечаю, что на спринтерский бег перешла, несусь так, словно за мной злые овчарки гонятся, дыхание неумолимо заканчивается, сбивается, я сейчас задохнусь, но не остановлюсь, кто-то отключил тормоза.

На скорости врезаюсь в железный забор.

Валюсь на него, и сердце выпрыгивает, в горле бьется, перед глазами мушки пляшут, я тяжело дышу. Вижу мужские ладони, опустившиеся на забор по обе стороны от меня, и не понимаю, что я не одна, что за моей спиной стоит он, у меня помутился разум, где я, кто я, уже ничего не знаю.

- За тобой не угнаться, - горячий шепот опаляет затылок. - Доброе утро.

Все еще не могу отдышаться, смотрю на его руки и отстраненно замечаю, что он даже нескольких часов мне не дал, подготовиться к встрече с ним, он, как и я, на рассвете проснулся.

- Если я умру, Ира, - его губы касаются моей шеи, клеймо за клеймом выжигают, по коже скользят. - Тебе станет легче?

- Да, - этот краткий ответ вырывается против воли, он у меня в мозгах засел, отравлял меня, но это правда, нельзя убить любовь, но можно человека, знание, что его нет с тобой на одном свете, ни в одном уголке мира не найти его, ни в горах, ни в пустынях, ни в джунглях, ни среди пальм, не найти на высоте ледника, ни в заброшенных кварталах по ту сторону океана - маленькая надежда, что это принесет облегчение.

- А смертнику можно последнее желание? - его руки с забора перемещаются на мои бедра.

Рывком он сдергивает с меня шорты вместе с бельем, а я даже не двигаюсь, онемела, я парализована, словно в глубоком трансе, ничего не могу, только слезы катятся, мокрые ресницы слипаются, мутным взглядом смотрю на бьющий во все стороны фонтан.

До меня долетают мелкие брызги.

- Представляй сейчас, - низко говорит Илья, ощущаю давление в промежности, горячую головку. И оглушающий, ослепляющий рывок внутрь меня, жесткий, насквозь таранящий, удар члена, как молотом по голове, из моего сжатого горла вырывается что-то непрошенное, смешанное из боли и черной похоти, рыданий и стонов.

- Представляй, что ты меня казнишь после этого, - выдыхает он и сдавливает мои бедра, его голос в нечто животное срывается, в глухое рычание, он медленно отклоняется назад, по сантиметру из меня, режет меня этим плавным движением, истязает, пальцами зарывается в мои волосы.

Я на ниточке над пропастью балансирую.

- Илья, - зову.

И он врезается, тем же спринтом, которым я сюда неслась, таранит меня, с силой бьется в меня бедрами, с влажным шлепком вколачивает меня в забор.