Ясно же как белый день, что он ничего не подпишет. Не согласится, хоть на рельсы ложись! Смысл за ним таскаться? Но поблагодарить надо. Поэтому я говорю как можно громче:

— Спасибо, Даниил! Обязана жизнью!

Выходит наигранно.

— Ты, Барби, давай лучше деньги собирай, — удерживает на месте лошадь.

И смотрит холодно. Без улыбки и радости. У него всегда такой взгляд, будто он видит меня насквозь. Сейчас глаза практически чёрного цвета. Мне не по себе. Я всё время чувствую себя в чем-то виноватой.

Вздрагиваю. Конь фыркает, поднимает снег с земли. Встаёт на дыбы, демонстрируя величие и силу. Ржёт. А дикарь уверенно держится в седле и даже не морщится, полностью контролируя ситуацию.

Кутаюсь в куртку. Смотрю на него и не знаю, как с ним себя вести.

— Деньги?! — вдруг доходит до меня смысл его фразы. — Но у меня нет денег. Не надо было меня спасать.

— Ты издеваешься, Барби?!

Я не проявляю пренебрежение, просто выгляжу глупо. И делаю это в одна тысяча сто семьдесят пятый раз.

Дикарь добивает:

— Кажется, это ты, а не я полез в машину к пьяным мужикам.

— Да лучше бы я её не брал! Дура! Мы же думали, ты сама хочешь! — орёт Петька.

— Да всё было отлично, — кашляет Семён, — пока ты, Даниил, не появился!

Зажмурившись, качаю головой. Я так испугалась, что ничего не соображаю. А ещё лошадь подходит чересчур близко. Я боюсь, что Михайлов и его Призрак затопчут меня копытами насмерть.

— Ну тогда с тебя…

Называет сумму. Не понимаю и не хочу понимать. По новой кутаюсь в пуховик. Жму голову в плечи и стою на месте. Кажется, в ту сторону был дом Степановны. Верчу головой. А может, в другую сторону. Я потом придумаю, что делать дальше и где найти ЕЩЁ денег. Но сейчас бы добраться до гостевого дома.

— В такую сумму Пётр оценил ущерб, нанесенный его автомобилю.

— Отлично, — развожу руками, хлопая себя по бокам. — Одним долгом больше, одним меньше.

Решаюсь всё-таки пойти налево.

— У тебя долги?

Кивнув и передумав, держу путь прямо! Все тропинки, дороги и деревья здесь совершенно одинаковые. Надо же было уронить березу на развилке.

— А что так? Перебрала с заказами в онлайн-магазине?

— Нет, Даниил, слишком много потратила денег на туры по местным деревням.

— Шутница, — комментирует дикарь.

А я задираю голову, дабы взглянуть на него, дикарь не смеётся. Суров, красив и властен, как бог Олимпа. Прищуривается. Взгляд становится хищным. Движения быстрыми и хладнокровными.

— Хватит, и так много времени потратил на всякую дичь.

Чуть прибавляет скорости и, всё ещё сидя на лошади, наклоняется, ловко подхватывая меня одной рукой. Затем перебрасывает перед собой через седло. Кидает на Призрака невнятным кулем, как сраный мешок картошки. Одной рукой крепко придерживает за зад, чтобы я не свалилась, другой ведёт коня по дороге. Сердце останавливается от ужаса. Вишу вниз головой и ору как резаная. Снова потеряв шапку, чувствую, как рассыпаются волосы, падая мне на лицо. Пытаюсь хоть за что-то ухватится, но конь — это не рейсовый автобус, у него нет поручней. И руки безжизненно виснут вниз. Я сейчас получу инфаркт миокарда.

— Не ори, испугаешь животное. Лошади не любят крика.

Бьёт меня по заду для профилактики.

— Я боюсь!

— Это хорошо. Страх — это двигатель развития!

Ненормальный дикарь. Сумасшедший, бешеный. Как только мне кажется, что я сама виновата, веду себя как-то не так, глупая и недалекая и могла бы быть умнее, дикарь устраивает для меня очередную задницу.

Ну почему с ним вечно какой-то дурдом? Неужели нельзя было посадить меня в седло, как делают все нормальные люди?

— Понятное дело, что страшно, Забава. Но это всё равно лучше, чем ночью к пьяным мужикам в машину садиться. Считай это процедурой просвещения. Ты плохо себя ведешь, а неуправляемый нрав — результат плохого воспитания.

И ещё один сочный шлепок по заду.