Дикарь - Надежда Мельникова

Он стягивает с меня остатки одежды, нас переполняют сумасшедшие чувства. И я не могу думать ни о чём другом, кроме того, что мечтаю отдать ему совершенно всё.

Лопатки касаются холодного пола. Позвоночник неприятно трётся о деревянные половицы, но мне всё равно. Я схожу с ума от переизбытка ощущений. Меня аж выкручивает наизнанку. Вцепившись в него руками и ногами, впиваюсь в его губы, приподнимаюсь, повисаю и трусь всем телом. Страсть делает нас обоих безумными.

— Я рожу тебе мальчика, который будет помещаться на руке.

— От локтя до ладони? — Жадно сжимает мои ягодицы и больно бьёт по заду, но эта боль, она только заводит.

— Да, а могу даже двух. Пару пацанов, которых ты научишь сидеть в седле и рубить дрова.

— О да! Мне нравится, Барби. Только нужна ещё принцесса. Маленькая белокурая девочка, похожая на маму, чтобы мы с пацанами могли охранять её. И бить морду всем, кто на неё позарится.

— Трое детей? — пугаюсь. — Я не умею рожать.

— Надо, любимая! Надо.

— Ладно, я постараюсь. Только страшно.

Вместо ответа он впивается в мою шею, как сексуально озабоченный Дракула. Жёсткие толчки в сочетании со страстными засосами в шею дурманят, окончательно запутав мои мысли. Мне ничего уже не нужно, только бы отдаваться ему. Обхватывать, сжимать...

Мой дикарь. Самый странный, грубый и лучший мужчина на свете.

— Все рожают, и ты родишь.

Жмёт меня к полу, приносит боль и радость. Такой неудобный и тяжёлый, но мускулистый и твёрдый. Я готова гладить и трогать его целыми сутками. От каждого его выпада мозги работают всё медленнее. Я взрываюсь, рычу, надрывно признаюсь в любви.

— Хорошо, — сухо и без особых нежностей отвечает дикарь, и, проходя через пульсирующую агонию, я не могу перестать смеяться.

Люблю его таким, какой он есть. Несносным чурбаном, сухарём, тискающим меня до боли тупицей!

Треснувшись головой, застываю на полу. Замечаю на плече у Михайлова свой укус. Дикость какая-то. Самые настоящие следы зубов, хоть к протезисту неси и коронки заказывай. Но я в восторге и никогда не была настолько озабоченной, как сейчас.

Он сгребает меня с пола и лёгким движением бросает на кровать. Раньше меня бы это возмутило, теперь жутко заводит, возбуждая по новой. Отползаю по накренившемуся ложу к спинке. А Михайлов, голый, вспотевший и по-прежнему «готовый», улыбнувшись, уходит на кухню. Через пару минут возвращается с пакетом из доставки и двумя вилками.

Ему лень развязать узел, поэтому он просто разрывает его и достаёт коробки. Это совершено неэстетично, но ужасно подходит ему, к тому же я жутко голодная. И мне по фиг. Лишь бы с ним. В коробках мясо, запечённый картофель, салат. Я вгрызаюсь в кусок отбивной и соус капает мне на грудь. Дикарь наклоняется и тут же слизывает его языком, при этом не забывает втянуть в рот сосок, прикусить его, помучить зубами.

Меня обдаёт очередным приступом страсти. Не могу сдержаться. Наклоняюсь и ловлю его причиндал ртом. Он такой большой и твёрдый. Я ласкаю и целую, помогаю себе рукой, облизываю и насаживаюсь до самого горла.

Дикарь удивлённо стонет и откладывает еду в сторону. Дальше он легко и непринужденно закидывает мою задницу себе на лицо. Горячий язык творит чудеса, пишет музыку. Он действует быстро и настойчиво. Я стараюсь так же. Его орган просто великолепен, про такой нужно слагать поэму, его нужно снимать в кино. Я любуюсь им и люблю не меньше, чем его обладателя. Мы доводим друг друга до счастливой агонии. Мне нравится его распущенность и готовность к экспериментам в постели.

Дикарь доволен моей инициативой. И лукаво поглядывая, возвращается к еде.

— Ешь, хулиганка, — приказывает. — Смотри мне, всё до капельки. Соус вымакай хлебом.

Меня это веселит. Раньше раздражало, а теперь я понимаю, что это не грубость. Просто за ним как за каменной стеной. Дура Елизавета, дура и ещё раз дура, упустила своё счастье.