Пташка - Ксения Скворцова

— Братья и дружина! Мужи Стародубские! — зычно молвил, наконец, княжич, и громкие слова раскатились по всему двору. — Беда у ворот. Не буйные ветры по насту тянут, рать чёрная, злая наши пажити топчет. Хотят залесской крови испить, дома наши на дым пустить, жён и чад в полон увести! Соберём же силу нарочитую! Помолотим до люби, до кровавого пота цепами булатными! Идём же со мной, и да поможет нам Отец-Небо и Мать-Сыра Земля! Наволочить стяги! Вперёд!

Княжич вывел дружину и собранных воев в долину, предварявшую подход к городскому валу. Лют настаивал на том, чтобы затвориться в детинце и держать оборону изнутри, но Ивар был несгибаем в своём решении принять бой вне городских стен. Укрепления давно не обновлялись, особенно много уязвимых мест было там, где стена пресекалась рекой, и княжич страшился того, что сарыны подожгут город.

Дрожь невольно прошла по спине Ивара, когда дубовые ворота тяжело закрылись за ними. Затылком он чувствовал взоры лучников, оставленных на забрале. Отныне он мог снова войти в Стародуб только победителем.

Ивар с лучшими кметями встал в челе, по обе руки от него пешую рать прикрыли вершники. Сарыны не заставили себя ждать. Едва залесское воинство успело построиться, как на западном окоёме появилась дикая конница. Они скакали к Стародубу по ещё спавшим полям, размётывая жёсткий снег, и облако пара, подымавшееся от вспотевших лошадиных крупов, висело над ними, словно колдовской морок.

Баюн беспокойно переступал под Иваром, взволнованный и нетерпеливый. Бьярки, подпиравший правый бок побратима, нахмурившись, вглядывался в надвигающийся строй. Его глаза сузились и поблёскивали, словно две льдинки, а губы беззвучно шевелились, и Ивар с мимолётной теплотой пожалел, что не слышит, о чём сердито бормочет Медвежонок.

Кочевники приблизились настолько, что уже можно было различить лица, и в какой-то миг Ивару показалось, что они не остановятся, но вдруг раздался резкий окрик, и войско замерло. Обе рати разделяли всего два перестрела, и было видно, как ветер перебирал мех на шапках сарынских воинов.

Борзун, сидевший слева от Ивара на своём поигрывающем жеребце и державший княжеский стяг со вздыбленным и оскалившимся вепрем, усмехнулся, глядя на воинов в первых рядах степняков, лица которых скрывали железные личины:

— Да, Бьярки, рано ты свою рожу колядную скинул, нынче могла бы пригодиться.

Боярин жутковато улыбнулся, но Ивар перебил их отрывистым приказом:

— Борзун, Судислав, поедете около. Я буду говорить с ними.

— Княжич, — начал было старший Судимирович, подъехав ближе и молча оттеснив недовольного брата, — останься. Дозволь мне. Нет им веры.

— Нет, Судислав. Кому же ещё ехать. Кто лучше меня их породу знает. Не тронут меня, будь спокоен. А теперь едем.

Ивар отдал Бьярки шлем и не глядя на своих спутников, уверенно тронул Баюна, и дружинники, словно две неотступные тени, двинулись за ним. Княжич остановился на середине разделяющего обе рати поля. Несколько мгновений кочевники медлили, но вот и от их войска отделились трое конников. Впереди неторопливо ехал молодой воин в короткой броне и высоком шлеме с кисточкой, одетый ярче и богаче остальных. Один из сопровождавших его сарынских витязей вёз длинное копьё, другой же держал древко, на котором реял пёстрый стяг, а сверху красовалась искусно сработанная голова волка, украшенная конским хвостом.

Все трое остановились на почтительном расстоянии, которое позволяло услышать друг друга, не сильно повышая голоса.

— Я Стойгнев, сын князя Войгнева, властителя этой земли. Кто ты такой и почто привёл своих людей под стены города моего отца? — спросил Ивар.

— Ты хорошо говоришь на языке моего народа, Стойгнев-бей. Моё имя Тарсук. Я из рода Волка, не знающего страха. Я пришёл, чтобы взять город твоего отца, добром или силой.