Первые - Иоланта Палла

— Ты… Ты… — пытаюсь подобрать подходящее определение, но не могу. Вдыхаю запах демона и… загораюсь. Кожа становится чужой, будто я не в своем теле. Разум верещит, а оно… ни капли не сопротивляется… Это ужасно… Убийственно… Рвано выдыхаю. Поднимаю голову и сталкиваюсь с пристальным вниманием Маршала. Он склоняется. Смотрит на мои губы, а потом в глаза. Сглатываю, как под гипнозом. Слежу за приближением и перестаю дышать, когда он чуть ли касается моих губ своими.

— Не утруждайся, Лиз. Я все понял, — резко отстраняется и с усмешкой кивает на сиденье, — садись. Или хочешь, чтобы я тебя еще поуговаривал?

17

Маршал

— Антон, вернись немедленно! — не успеваю закрыть дверь. Мама врывается в комнату и осуждающе качает головой. — Нельзя так с девочкой, — машет рукой в сторону гостиной, где сидит «несчастная» Крис, которую она позвала к нам на ужин.

Гребаная мать Тереза, решившая, что в праве лезть мне в душу и устанавливать там заборы с колючей проволокой! Сжимаю кулаки, пытаясь трансформировать злость в физическую боль. Хотя бы в стойкое напряжение, но у меня не выходит. Каждый нерв звенит в преддверии взрыва. Мне уже не помогает терапия в виде боев на ринге. Махычи под присмотром Аристарха нельзя назвать полноценными схватками. Это скорее имитация. Каждое движение по правилам. Без вреда для соперника и себя самого. Сначала вставляло, а после поездки с Лизой убило окончательно мою сраную самооценку.

Её будоражащий запах. Чертовы бездонные глаза, в которых, кроме ненависти, плескалось еще какое-то чувство. Я видел! Чувствовал! Поглощал ее эмоции, как кислород, и тормозил себя, чтобы не натворить того, за что она меня точно никогда не простит, а стараниями «сестрички» и вовсе запишет в ряды предателей до самой смерти. Я, конечно, знаю, что Кристина отбитая на всю голову, но где-то в глубине души хранил надежду на то, что она от меня отстанет.

— Может, с девочкой и нельзя, а с ней, мама, можно, — обрубаю каждым словом попытки матери сосватать меня Руслановой, указываю ей на дверь и прошу у того черта, который сидит на небе, чтобы от греха подальше убрал мою мать. Она не хлеще Крис вызывает у меня отторжение. Теперь оно четкое, не замаскированной заботой и слабостью. Я не хочу видеть манипуляции матери, но мозг то и дело фокусирует внимание на деталях, которые я не замечал долгое время.

— Антоша, так нельзя. Вы дружите с детства…

— Дружите… — срываюсь на безумный смех. — Ты ей это объясни, а то твоя девочка задолбала навешивать мне свою пи… общество свое.

Пока мама шокировано открывает и закрывает рот, пытаясь подобрать красочные эпитеты, я отворачиваюсь от нее и запускаю пятерню в волосы. Спокойствие уходит в конец очереди, и я прикрываю глаза, крепко зажмуриваюсь и нахожу точки соприкосновения с реальностью. Безопасные участки, чтобы меня каждый раз меньше било током.

— Не могу поверить, что ты так со мной разговариваешь…

Черт… Внутри все переворачивается от ее тона. Жалость плещется за бортом, заливая палубу и мои ступни. Чтобы не поддаться на очередную провокацию, сжимаю челюсти и делаю то, к чему давно себя приучил. Играю роль.

— Весь в отца. Знаю.

Шумно втягиваю в себя воздух. Продолжаю пялиться на стену с кубками и медалями. Если повернусь, то что-нибудь разнесу.

— Грубиян. Мудак и… предатель.

— Не говори так, сынок…

— Твоими стараниями, мам. Уходи, пока не показал, насколько могу быть хуже отца.