Первые - Иоланта Палла

— Не была, Лиз, и не знаю, как заявлюсь к ним. Папа будет в бешенстве.

— Почему?

— Я… — она сглатывает, поднимает голову, всматривается в мое лицо, на котором наверняка написаны все эмоции. — Я такое сотворила, Лиз… Не знаю, как сказать, и нужно ли…

— Не пугай меня…

Инна качает головой, поднимается, отходит к окну и обнимает себя руками. Мне хочется подойти к ней и обнять, но я, как кукла с поломанным механизмом внутри, сижу и жду, когда подруга расскажет подробности своего ночного приключения.

— Я, — поворачивается ко мне и с завидной смелостью выдает, — с Кириллом переспала.

Мои брови лезут на максимальную высоту.

— С каким? — знаю ответ, но хочу услышать подтверждение. Инна закатывает глаза и тут же упирается в меня раздраженным взглядом. — С Лабуковым… Не верю…

— Самой тошно.

— Как так получилось, Ин? Он тебя заставил?

— Нет, Лиз, — вспыхивает Ростова, — скорее наоборот. — Она усмехается и указывает на мое лицо. — Ты, я смотрю, тоже зря время не теряла.

27

Маршал

За столом царит гробовое молчание. Мать слишком дергано переставляет столовые приборы, стараясь привлечь мое внимание, но мой мозг сосредоточен на Кирьяновой. Взгляд практически не отрываю от телефона, ожидая, что Лиза ответит. Хотя бы слово напишет. Из черного списка ведь вытащила…

Провожу языком по пересохшим губам, чувствую легкое жжение, внутренне улыбаюсь. Кусалась моя девочка. И я должен негативить по этому поводу, но давлюсь остатками кайфа, которого вчера хапнул на год вперед. Я, как закодированный алкоголик, сорвался после долгого перерыва и не мог остановиться. Вгрызался. Напирал. Впитывал. Зализывал сочные губы. Ловил языком ее юркий язычок. Стонал от острого удовольствия, а ведь это был всего лишь поцелуй… Стоит заметить, что таких у меня еще никогда не было. Желанных. Убивающих и воскрешающих одновременно. Неземная эйфория долбила точно в центр мишени — в гребаное сердце, которое от одного воспоминания о губах Кирьяновой пускалось вскачь. Пульс ускоряется за считанные секунды. Тело наполняется жаром, и я оттягиваю ворот толстовки, чтобы пустить за нее мизерный поток прохладного воздуха.

— Ты отца видел? — шумно выдыхаю. Не хотелось бы вести с матерью разговоры, потому что я каждой порой ощущаю, чем закончится наша мирная беседа.

— Нет.

— Позвони ему, а то на мои звонки он не отвечает, — звучит в приказном тоне, и у меня пропадает аппетит. В горле комом становится и омлет, и кусок черного хлеба. Поднимаю голову, смотрю на маму и глотаю раздражающую пищу.

— Нет.

— Что? — замирает, держа чайную ложку в руке. Глаза наполнены неподдельным удивлением. — Что значит нет, Антон?

— Это значит, что я не буду ему звонить, — отделяю каждое слово, чтобы до нее дошло. Я больше не собираюсь быть связующим звеном между ней и отцом. Вчерашний вечер перевернул мое сознание. Ударил по всем жизненно-важным органам разъедающей отравой. Если бы я так не поступил с Лизой, то сейчас получал бы гораздо больше. Она бы отвечала мне. Ластилась кошкой, но вместо этого приходится ходить босиком по стеклу. Сам виноват, понимаю. Только осознание не спасает от мясорубки внутри. Я вроде получаю от Кирьяновой ответную реакцию, вот только она с привкусом горечи.

— Не понимаю, Антоша… Ты не хочешь, чтобы отец вернулся домой?

— Мне плевать.

Вру, конечно. За грудиной все еще свербит от его предательства, но уже не так сильно. Он мог бы поговорить со мной честно, да и мать тоже, а они решили все сами. Теперь моя очередь сепарироваться. Я не хочу и дальше пачкаться в их грязи.