Яд в моём сердце - Рита Трофимова

Грохот двери отозвался в его голове многократным эхом. Филу показалось, будто в мозгах что-то щёлкнуло и повторилось отголосками звуков. Его снова бросило в жар, и тошнотворный ком сдавил горло. «Чёрт, только не это!» — ужаснулся он, ощущая надвигающуюся волну паники. Дрожащей рукой он вынул из кармана пузырёк и всыпал под язык оставшиеся «куколки». Их оказалось как раз три — то, что идиоту нужно для счастья. «Сейчас, сейчас отпустит», — уговаривал он себя, пытаясь справиться с учащённым дыханием. Его прошиб липкий пот, тонкие струйки стекали со лба на лицо, футболка в момент взмокла, руки словно сковало льдом, а в голове возник непрерывный шелестящий шум, так похожий на шипение змеи. Странные мысли поползли в его голову. Теперь он точно знал, что внутри него сидит змей. Ядовитый Аспид, жалящий смертельным жалом и изрыгающий адский огонь. Не оттого ли так горит его нутро, ломает тело?! Для кого-то Аспид всего лишь символ — как там говаривал Макс: «Спиды и власть денег…» А для него это … паршивая реальность. Змей, отравляющий кровь и уничтожающий душу.

Несколько минут спустя Фил задышал ровнее, внутренний жар унялся, и судорога в мышцах почти прошла. Он стал различать звуки, проникающие сквозь стены жилища.

Сквот постепенно просыпался, в коридоре слышались шаги, и у соседей что-то загромыхало. Вдруг за стеной врубили музыку, и мозг Фила-меломана тут же узнал песню «Агаты Кристи». Он и сам не понял, как переключился и стал подпевать — музыка всегда отвлекала от мыслей. «Ковёр-вертолёт» крутили «на репите» несколько раз подряд, будто тему просекли, ведь содержание этой песни почти повторяло его жизнь.

«Мама, это правда, мама, это правда,

Мама, я опять живой!

Ты уже не плачешь, ты уже не плачешь,

Мама, полетим со мной!

На ковре-вертолёте мимо радуги

Мы летим, а вы ползёте, чудаки вы, чудаки!»

«Ну, вот и всё, долетался до ручки», — думал Фил, — «…теперь нужно приземляться, и чем скорее, тем лучше».

К концу третьего прогона песни ему значительно полегчало — силы возвращались, и настроение заметно улучшилось. Недавний недуг казался ему почти что бредом. О внезапной «болезни» напоминала лишь мокрая, насквозь пропитанная потом футболка и лёгкий тремор в руках. Фил медленно поднялся и с отвращением стянул с себя прилипшую к телу одежду.

Нет, нужно всерьёз заняться собой. Быстро соскочить с транков он, конечно, не сможет… слишком втянулся, слишком увяз… слишком … и то, что ему пришлось испытать сегодня утром, вовсе не шутки! Он будет уходить постепенно, иначе просто слетит с катушек. Он будет бороться, и сможет победить в себе Аспида!

С этой установкой Фил схватился за телефон и набрал номер медсестрички, что работала в клинике у отца на раздаче лекарств. С ней он давно наладил контакт, даже пару раз затащил в постель, а теперь вот, так сказать, дружил. Фил нетерпеливо расхаживал по комнате, остановился у окна и бездумно смотрел на улицу. Длинные гудки ему казались вечностью, будто подруга намеренно не отвечала. «Ну возьми же трубку», — барабанил он пальцами по оконному откосу, а в голове назойливо кружились строчки из песни:

«Мама, это небыль, мама, это небыль,

Мама, это не со мной!

Неужели небо, неужели небо

Задеваю головой? На ковре-вертолёте…»

Фил открыл окно, вдохнул бодрящий воздух и вновь набрал номер медсестры. Наконец она сподобилась ответить и сразу же, без приветствия, пошла в наступление:

— Филипп, не звони мне больше! — строго отчеканила она в трубку.

— Это ещё почему? — занервничал он.

— Эдуард Филиппович заподозрил что-то, и я под угрозой увольнения. Кто-то из больных пожаловался, будто получает плацебо вместо лекарств. Это было в мою смену. Догадываешься, что я имею в виду? Мне не хотелось бы из-за тебя потерять работу в частной клинике. Если дело дойдёт до увольнения, я всё расскажу твоему отцу, скажу, что ты меня шантажировал!..