Яд в моём сердце - Рита Трофимова

— Бабушка старая уже, больше не выезжает на дачу, с родителями живёт. Теперь я там хозяин.

— А… как твои друзья из посёлка? — замялась Лина.

— Ты, наверное, про Фила хочешь знать? — без обиняков спросил Пашка. — Так он это, типчик ещё тот, видел его недавно, водится с какими-то сомнительными личностями. Мы таких в самоволке гоняли, гоняли, — загоготал Пашка, и Лине стало не по себе.

— Это… к-как п-понимать? — не смогла она скрыть накатившего волнения.

— Да чего понимать-то, он всегда немного такой был, короче, особенный, ну а сейчас нам вообще не по пути.

— Вы же друзьями были.

— Были. Не хотелось от коллектива откалываться, — усмехнулся Пашка.

— Вот как? — нахмурилась Лина, кусая губы.

— А парень есть у тебя?

— Н-нет. К чему вдруг такие вопросы?

Пашка снова заулыбался, но вслух ничего не сказал.

Бывшие неприятели вышли на станции, и Пашка вызвался проводить её до дома.

— Эх, жаль, я уезжаю скоро, так бы на свиданку тебя пригласил. Пошла бы со мной? — грубовато спросил он.

Лина задумчиво пожала плечами и опустила глаза.

— Ты больше без сопровождения не катайся. Была б моей девчонкой, ни на шаг бы не отпустил.

— Ого. Звучит внушительно! — усмехнулась Лина.

— Ага, — с нажимом ответил Пашка и привычно двинул кулаком в ладонь.

— До встречи, Паш. Может, и встретимся когда-нибудь, — кивнула она на прощание и скрылась за калиткой.

***

Как только Лина вошла в калитку, её охватило радостное волнение. Любимый уголок детства всегда вызывал в ней трепетный восторг: здесь она могла расслабиться, забыться на время и мечтать в своё удовольствие. Глотнув живительного воздуха, Лина раскинула руки и, запрокинув голову к вечернему небу, весело закружилась, но тут же, одёрнув себя за ребячество, рассмеялась. Родная земля ожила, покрылась сочной травой и мхом. Деревья в саду оперились молодой листвой, а черёмуха под окнами дома утопала в белом цвету, распластав пушистые ветви. Первым делом Лина направилась к ней и, уткнувшись лицом в шелковистые лепестки цветов, вдохнула медовый аромат с примесью косточки и горчинки.

Повсюду царила благодать. В лёгком дуновении ветерка, в шелесте листвы, в пении птиц ей слышалась мелодия детства. Она витала повсюду и создавала настроение — лирическое и немного грустное. Лина прикрыла веки и вся обратилась в слух. Откуда-то извне просочились нежные звуки фортепиано, так напоминающие ей интермеццо — до боли знакомую пьесу, которую когда-то тётя Марина играла с таким упоением и страстью. Подумать только, душа любимой пианистки давно отошла в мир иной, а музыка живёт, слилась с природой и льётся с небес нежными перезвонами колокольчиков, струится в воздухе.

Лина внезапно очнулась от грез, и взгляд её устремился к даче Полянских. «Тётя Мариночка, милая… — с тоской вздохнула она, глядя на тёмные окна соседского особняка. — Если бы только можно было вернуться в то незабываемое лето и раствориться в нём!» Из горла вырвался тихий всхлип, и по щеке скатилась слеза.

Когда-то на соседской даче всё цвело и радовало глаз. Лина помнила, как бегала на занятия к тёте Марине, как разучивала первые гаммы и играла с фарфоровыми статуэтками. Даже сейчас, повзрослев, Лина верила, что она была настоящей феей из сказки и её музой. Перед глазами всплывали картинки прошлого: тётя Марина, сияя медью красных волос, кружится под солнцем, и ветер играет полами её сарафана из зелёной марлёвки. Юный Филипп целится из рогатки по воробьям — белая рубашка расстёгнута на груди и повязана на поясе узлом. Волосы тёмной меди вихрятся у лица, спадают на шею длинными локонами, совсем как у книжного героя Артура Грея. И всё это под нежные звуки сонаты фа минор Доменико Скарлатти.