Приватный танец - Eiya Ell

— Господи! Ну куда ты в таком состоянии?

— Я должна поехать, иначе я никогда не прощу себя.

— Я отвезу тебя.

— Не стоит, у вас гости, пожалуйста, ничего не отменяйте из-за меня.

— Как это? Я так не могу! — упрямо спорит Петр Михайлович, — тебя отвезет мой водитель.

— Я буду волноваться, — говорит Злата и тянет меня за руку наверх по лестнице, — ты примешь горячий душ, переоденешься, я тебе сделаю терафлю, потом отпущу.

— Злат..

— Никаких Злат. И не стой подолгу на улице! Простынешь, если уже не простыла!

После горячего душа озноб покидает мое тело. Я надеваю теплые джинсы с начесом и теплый вязанный свитер, спускаюсь вниз, где меня уже ждет Злата с кружкой лекарства.

Всю дорогу я плачу, маленькими солеными слезами. В горле першит, боль давит на грудную клетку, я не могу успокоится. Водитель то и дело смотрит в заднее зеркало и спрашивает все ли со мной в порядке?

Злата и Петр Михайлович периодически звонят водителю, спрашивают обо мне. Потом на телефон мне приходит смс от Златы:

Все таки, мне надо было не слушаться тебя и поехать с тобой!!!

Когда она ставит восклицательные знаки в конце предложения, тем более три, это значит она кричит.

Я долго стою перед воротами в когда-то родной дом и не смею шагать вперед.

— Я подожду вас здесь, — говорит вдруг появившийся ниоткуда водитель.

— Не стоит, спасибо вам большое.

— У меня приказ не оставлять вас здесь. Я подожду вас, когда закончите, отвезу обратно.

— Не стоит меня ждать, правда, — отвожу от него взгляд, смотрю на знакомую калитку, такого же цвета, как три года назад, — Я не знаю, как скоро освобожусь, — отвечаю и открываю скрипучую калитку.

Глава 40

Родной двор возвращает меня в прошлое.

Старые качели, осыпанные снегом, качаются и скрипят, висят там же. И велосипед Самира, все стоит на своем месте. Правда сейчас он навряд ли сможет прокатиться на велосипеде, потому что вырос с них. Наш с ним волейбольный мячик, сдутый, лежит под снегом. Ничего не изменилось, даже старая лавочка на своем месте.

Слезы текут по лицу ледяной дорожкой. Мороз и ветер усилился, вечерами становится еще холоднее. Я осматриваю двор, наш с Самиром детский смех, наши детские шуточки, споры и обиды звоном отдаются в ушах. Боже, как же хочется вернутся в детство! Такое беззаботное, безобидное.

Но увы…

Самир выходит в одной футболке и бежит в мою сторону:

— Ты приехала? — обнимает, — я знал, что ты приедешь. Не зря ждал.

— Я не смогла бы не приехать.

— Отец ждет. А вот мама…

— Мама не ждет?

— Я не сказал ей, что встретил тебя. Боялся расстроить ее, если бы вдруг ты не приехала. Пошли, зайдем внутрь.

— Мне так страшно…

— Не бойся… ты чего, — Самир дрожит от холода, это и заставляет меня шагнуть в дом, — это твой дом тоже! Ничего не изменилось, — дрожащим голосом говорит брат, помогая мне снять куртку и платок, — только ты изменилась, — смотрит с восхищением, чем придает мне уверенности шагать вперед.

В гостиной узнаю нашу вредную соседку, так по-хозяйски расиживающую на диване с чашечкой чая на руках.

— Она каждый вечер приходит навещать маму, — шепчет на ушко брат. Я киваю и здороваюсь.

— Оо! — отзывается тетя Самира, — явилась распутная девица! — смотрит с презрением, — да еще и в таком виде, — ставит чашку на стол, открывает рот, чтобы еще съязвить, да только не успевает.

— Вы на свой вид посмотрите, а ее не трогайте! — Самир крепче сжимает мою руку.

— Где ты видела мою распущенность? — я смелею после слов брата, — аа??? Отвечай, где ты видела мою распущенность?

— Еще и язык остренький появился! Руку подай — откусит по локоть! — все не угомонится тетя Самира.