Приватный танец - Eiya Ell

Остальное все проходит, как в тумане. Мне все время кажется, что я во сне. В очень кошмарном сне. Голова все время кружится, я еле держусь на ногах, пока, под пристальным надзором мамы, подписываю какие-то документы.

— Тебе уже восемнадцать лет, а писать до сих пор не умеешь! — говорит Зуля, поочередно бумажки, которые я подписываю дрожащей рукой.

— Что это за бумаги? — спрашиваю, не поднимая глаз, они наполнены слезами, в горле ком, руки и ноги дрожат, за спиной стоит мама, которая тычет в мою спину пальцем, напоминая о себе.

— Еще и читать не умеешь? — ухмыляется Зуля, — вот, тычет в последнюю бумажку: Политика обработки персональных данных пациента, потом вот тут, — она указывает пальцем на другой лист, нужно написать номер человека, которому мы сможем позвонить в случае..

— В каком случаи?

— Во всех случаях, их много. Укажите номер человека, которому вы доверяете.

Это Злата, твердит мой мозг.

— У нее никого ближе, чем я — нет, поэтому, однозначно, мой номер, — твердит мама за спиной, и я как послушная, правильная, девочка пишу ее номер телефона и ставлю подпись. Меня оформляют в стационар, как сказала мама, до родов буду лежать тут.

Дальше — хуже.

Мы проходим в процедурный кабинет, где меня взвешивают, измеряют рост, окружность живота, давление, сердцебиение. Врач задает кучу вопросов, связанных с моим здоровьем, на которые отвечает мама. Потом осмотр на кресле врачом, которая отрицательно и грустно машет головой, утверждая, что все проходит хорошо. После мне делают два укола, один в вену, один в попу и медсестра провожает меня в палату. Я прохожу первая, следом мама.

— Я буду лежать одна? — спрашиваю, когда в палате обнаруживаю одну кровать, холодильник и один маленький шкафчик.

— Тебе не нравится? — спрашивает мама, пряча в шкафчик мой пакет с вещами.

— Нравится, но это наверное очень дорого.

— Для тебя стараюсь, — она откидывает белоснежное покрывало, — ложись.

— Мама, мне бы позвонить Злате. Я забыла свой телефон, можно воспользоваться твоим?

— Нельзя, — она укрывает меня и садится под ноги.

— Почему?

— Завтра позвонишь. Поздно уже.

— Она все равно не спит в это время! — колючий взгляд мамы заставляет меня замолчать и пожалеть о том, что попросила телефон, ладно. Завтра попрошу у девочек на ресепшене и позвоню, — Ты где будешь спать? Или уезжаешь сегодня в село?

— Я останусь сегодня с тобой, завтра уеду.

— Ну тогда ложись рядом, — я двигаюсь к стенке, уступая ей место

— Я посижу, не переживай за меня, — в палату без стука заходит медсестра, широко улыбаясь, ставит маленький поднос на тумбочку, — это еще что? — я знаю до этого в процедурном мне делали но-шпу и успокоительное в вену, во всяком случае мне так сказали.

— Все, что здесь делают — для твоего блага! — отвечает вместо медсестры мама, улыбка исчезает с лица девушки, она, в свою очередь, просит меня выставить руку, чтобы сделать укол в вену. После которого я сразу же засыпаю.

Острая боль пронзает низ живота. Я открываю глаза в темной комнате. Когда боль отступает, я сажусь и понимаю, что в палате. Встаю, включаю свет и смотрю на подол своего платья, в котором вчера так и уснула. Мамы нет в палате, я выхожу в коридор, но не успеваю и сделать шага, как боль повторяется, я сгибаюсь пополам, падаю на колени, хватаясь за живот и кричу:

— Мамаааа! — на мой крик, вдруг откуда не возьмись появляется плачущая мама, падает передо колени, — мне так больно! Мама! Что это, почему у меня так сильно болит живот?

— Дочка! Прости меня, — она плачет навзрыд, — прости!

И она начинает кричать, звать на помощь.

К нам подбегают медсестра и врач. Мама помогает мне встать, когда боль отступает, держит за руку.

— Доктор помогите! — она хватает ее за руку, — отмените все, ничего не нужно!

— Уже поздно что-то менять, процесс пошел! — говорит врач, потом смотрит на меня, — вернись в палату.