Цугцванг - Ария Тес

— И все же так вышло. Что касается Макса…

— У него отняли девочку. Я помню.

— Ты говоришь об этом с таким сарказмом, но, Амелия, он ее действительно любил. Даже больше тебе скажу: она была его первой любовью, до нее никого не было. Нет, у него были женщины…

— Естественно.

— Но таких чувств и вообще чувств нет, — отбивает мой яд очередным игнором, хмыкает, — И как ты думаешь, каково это однажды прийти к ней на работу и застать, как она делает минет твоему отцу?

— Но я здесь по-прежнему не при чем.

— И тебя по-прежнему никто не винит, но и ты должна понять почему оказалась в такой ситуации.

«Да, я всех должна понять, а меня то кто поймет?…» — хочется жалобно спросить, но я не делаю этого, а отворачиваюсь к окну, заканчивая этот разговор с послевкусием горького пепла на языке.

Очень сложно игнорировать то, что я услышала, а тем более то, что чувствую…К сожалению для меня, я действительно проникаюсь к ним всем сочувствием и большим пониманием, как бы не упиралась, не могу иначе.

«Точно дура…»

В итоге в квартиру я возвращаюсь в тяжелых раздумьях, с чувством, которое так и ворочается внутри — может быть у них действительно были мотивы? Мне все еще больно оттого, кем я стала в этой партии, это по-прежнему несправедливо и жестоко, подло, но теперь не так однозначно. И это бесит. Я смотрю в темноту перед собой, медленно снимаю куртку, и на меня наваливается новые мысли, а точнее возвращаются старые.

«Я здесь, твою мать, не при чем! Почему я должна расплачиваться за свою сестру, за их отца-ублюдка?! Почему я должна страдать?!»

— Знаешь…ты много говоришь, и я не могу отрицать, что говоришь складно, но… — перевожу на него взгляд и, хмурясь, тихо, без сарказма, а скорее с грустью, спрашиваю, — Скажи мне, Михаил Петрович, а чем вы отличаетесь от него, а я от Матвея?

Михаил Петрович молчит. У Михаила Петровича нет ответа на этот вопрос, а я и не жду его вовсе. Ступаю на холодный пол, сжимая руки, потом убираю волосы, набираюсь духа, так сказать, чтобы зайти в свою клетку на неопределенное срок…

Макс

Кажется, меня вырубило от неограниченного количества стаканов и скучных графиков, потому что когда я очухиваюсь, шея дико ноет. Меня слепят фары, пусть сначала я этого и не понимаю, но протерев глаза, осознаю.

«Это Миша вернулся…Стоп! В смысле?! Он только вернулся?!»

Резко встаю, мир начинает вращаться, поэтому на секунду прикрываю глаза руками, еще раз протираю их снова, даю всем вертолетам спуститься на площадку. Ладно, мне требуется чуть больше минуты, но я все таки разворачиваюсь и иду в гостиную.

«Плечо еще ноет…» — хмурюсь, крутя им по часовой стрелки, — «Чертова сучка…» — на секунду мне хочется подняться наверх прямо сейчас, чтобы снова ее поддеть, вызвать реакцию, а потом я вспоминаю: некого поддевать, Амелии там нет. Внутри стягивается канат, злость опять накатывает, и я ускоряюсь, завидев спину брата.

В гостиной не так много народа, и немудрено. После спектакля моей прекрасной пленницы, Арай с Кристиной ссорятся, Рома с Адель тоже. Здесь только Марина, Миша и Лекс, и они о чем-то тихо разговаривают, когда я захожу.

— Ты только вернулся?

Миша оборачивается. Сразу вижу, что что-то не так, и мне это «что-то» очень не нравится. Моментально напрягаюсь и делаю на него шаг, угрожающе шепча.

— Не говори только, что ты решил поиграть в благородие, твою мать.

— Прости? — усмехается брат, но я отбриваю все его улыбочки решительно.

— Где она?!

Молчит. Смотрит, оценивает, как Марина, которая делает это и сейчас. И Лекс делает. Он с интересом разглядывает меня, улыбается, что я вижу краем глаза, но не реагирую. Меня волнует только Миша.

«Чертов добряк, твою мать, если ты ее отпустил…»

— Она там, куда ты мне сказал ее отвести.

— Почему так долго?!