Глубже - Робин Йорк

Отворачиваюсь, отчаянно пытаясь взять себя в руки. На нем пальто, которое сначала кажется серым, но, когда подходишь ближе, видно, что оно состоит из черных и белых полос, расположенных близко друг к другу в виде узора. Не могу представить, где кто-то мог достать такое пальто, только если в шкафу дедушки. Оно должно быть странным или уродливым, но, как и все, что носит Уэст, оно кажется сексуальным. Как будто в этом году в моде пальто в стиле «старик».

— Хорошее пальто.

Он смотрит на меня пустым взглядом. Как будто я женщина в столовой, которая проверяет его документы. Какая-то анонимная особа, которую он едва знает.

— Спасибо.

Я отступаю назад. Он никогда раньше не был в моей комнате. Немного удивительно, насколько маленькой он ее сделал, просто пройдя в центр.

— Хочешь, я возьму его?

Он отряхивает свое пальто и бросает его на диван. Затем опускается рядом с ним.

Одна его бровь слегка приподнята, что, как я полагаю, должно означать: «Ну, Кэролайн?»

Я сажусь на кровать. Тяну свою подушку на колени, пощипываю наволочку, на которой нарисованы смурфики. Предполагается, что это ироничные Смурфики, но, возможно, это как ироничные китовые штаны. Невозможно.

Напоминаю себе, почему заставила Уэста приехать сюда. Потому что я поцеловала Нейта, и он выложил мои голые фотографии в интернет. Потом поцеловала Уэста, и он перестал со мной разговаривать. Я устала от этого дерьма.

— Что с тобой происходит?

— Ничего.

— Ты злишься на меня.

— Нет, — он сосредоточен на месте на полу, как будто все секреты мира написаны там.

— Я тебе противна.

— Нет.

— Ты жалеешь, что поцеловал меня.

Он на долю секунды встречается взглядом. А затем снова смотрит на тайное место.

— Да, — но потом снова смотрит на мое лицо. — Нет.

— Так какой ответ?

— Оба.

— И что мне с этим делать, Уэст?

Он вздыхает. Его волосы падают вперед, закрывая глаза, и он зажимает руки между коленями, на браслете на запястье написаны буквы его имени, символ всего того, чем он не хочет со мной делиться.

— Я с самого начала говорил тебе, как все будет с нами.

— Ты сказал, что не будешь меня трогать.

Он кивает, но не поднимает глаз.

— Но ты же трогал меня.

— Я, бл*дь, знаю это, Кэролайн.

— Не срывайся на мне. У тебя нет никакого права. Мы оба были там. Мы оба целовались.

— Да, но это мне пришлось прыгать с балкона, не так ли?

— И поэтому ты злишься на меня?

— Я не злюсь на тебя!

Наконец-то он смотрит на меня, но это не помогает. Его насупленные брови и нахмуренный взгляд означают, что он на что-то злится. Если это не я, тогда что?

— А похоже, что так и есть.

Он встает. Несколько раз прохаживается взад-вперед. Смотрит на двухъярусные кровати, на пустой стол Бриджит, на мой захламленный стол. Он поднимает фотографию в рамке, на которой я с отцом и сестрами на выпускном в школе, и кладет ее обратно.

Он указывает на фотографию.

— Знаешь, что я ему сказал?

— Кому, моему отцу?

Он скрещивает руки.

— Я сказал: «Так это твоя дочь?». Это было после того, как я отнес тебя по лестнице и положил на кровать. Я стоял прямо над тобой, смотрел на твои сиськи и сказал: "Я прямо, напротив. Совместное общежитие, чувак. Это будет здорово".

Он использует свой голос наркоторговца, голос укурка — совершенно фальшивый, если ты знаешь Уэста, но до ужаса убедительный, если не знаешь. Я точно слышу, как это должно было звучать для моего отца. Как будто его малышка поселилась в доме напротив у насильника или, по крайней мере, развратного гада.

Это чудо, что папа вообще уехал из Патнема.

— Зачем?

— Чтобы у тебя была веская причина держаться от меня подальше.