Возродившиеся из пепла - Энн Малком

В конце концов, я согласилась. И главная причина заключалась в том, что я уже бывала на клубных посиделках, и, кроме пьяного парня, который меня лапал, ничего предосудительного там не происходило. Ну, если не считать того, что однажды меня трахнули у стены, но это было совершенно по обоюдному согласию. Гвен уверяла, что эта вечеринка гораздо выше рейтинга G. Клубные девушки, или «лапочки», как их называли, выдворялись на день, а их место занимали семьи и дети. Почти уверена, она сказала, что это будет больше походить на пикник. Не то чтобы я предполагала, что кто-то из присутствующих там крутых парней позволит такой фразе сорваться с их языка. Они бы не позволили навешивать подобный ярлык на любое событие, происходящее в их клубе. Но опять же, судя по тому, что я видела, Кейд, казалось, уступал всем просьбам Гвен.

В последнее время я стала частой гостьей клуба. Там всегда организовывались какие-нибудь посиделки, барбекю или ужины, на которые приглашали нас с Лекси. Теперь, когда я обрела статус «старушки» Зейна, я была частью команды. Не то чтобы он вел себя так, как Кейд и Брок вели со своими женщинами. На этих мероприятиях он почти ко мне не прикасался, просто смотрел издалека пылающим взглядом. Время от времени удивлял, когда я возвращалась из туалета или ходила себе за новым напитком, прижимая меня к стене, дереву или брошенной машине для жаркого поцелуя. Затем резко уходил, оставляя меня разгоряченной, возбужденной и сбитой с толку. Меня немного задевало такое поведение, и я бы всерьез подумала, что он не чувствует ко мне того же, что и я к нему, если бы не наши ночи. Ночи, когда он поглощал мой разум, тело и душу безжалостным и красивым трахом. Затем остаток ночи крепко прижимал к себе, насытившуюся и измученную, и я теряла сознание в тепле его рук. Обычно он будил меня ртом или членом; в любом случае, это был неплохой способ начать день.

По утрам он завтракал со мной и Лекси, готовил для нас и ласково гладил Лекси по голове. Говорил он мало, в основном просто наблюдал и позволял нам греться в теплом сиянии своего присутствия. Лекси даже и бровью не вела. На самом деле, ей это нравилось. Казалось, у них с Зейном установилась особая связь. Когда он возвращался домой, они вместе играли на гитаре, и ее голос перекрывал их негромкую музыку. Несмотря на это, он будто сдерживался, хранил какие-то секреты. В его глазах все еще таилась тревога, ярость, появляющиеся в самые странные моменты, а затем кипевшие под его маской безразличия. И было что-то еще. Боль. Такая запредельная, какой я еще не видела ни в чьих глазах. Иногда она появлялась после того, как он заканчивал трахать меня, все еще оставаясь внутри, наблюдая за мной. Или когда играл с прядями моих волос, разглядывая их так пристально, что я задавалась вопросом: какие мысли крутились в его голове.

Я не знала, что делать. Не то чтобы я не хранила секреты. Мои были погребены глубоко, как и его. И, как я подозревала, мой секрет всегда будет со мной, разрывая на куски разбитую душу.

— Мия.

Глубокий голос вывел меня из внутреннего смятения. К счастью. Темные уголки моего сознания не были тем местом, где можно задерживаться. Я отвернулась от кухонного окна, на которое бесцельно смотрела.

Зейн прислонился к дверному проему, выглядя восхитительно и опасно в своей обычной черной одежде. Жилет, как всегда, был поверх черного хенли. Его глаза сузились, вглядываясь в меня.

— Есть причина, по которой эти мелкие засранцы, — он мотнул головой в сторону гостиной, — выпытывали из меня мои любимые гребаные песни? — раздраженно рявкнул он.