Его трудное счастье - Таша Таирова

Гюзель Рафкатовна молча наблюдала за Валей, которая неторопливо снимала с вешалки шубу, пытаясь через плечо прочесть данные пришедших анализов.

— Ты долго собираешься глаза ломать? — Галиаскарова усмехнулась и показала головой на дверь. — Давай отчаливай домой.

Валя улыбнулась и кивнула — она уже привыкла к такому обращению своего руководителя. Галиаскарова была прямолинейна, строга, могла и отругать, и обругать, но при этом всегда заботилась о своих подчинённых, их семьях и детях.

— Мне надо в пульмонологию заскочить, Гюзель Рафкатовна.

— Чё ты там забыла? Вроде бы всё благополучно закончилось?

— Да.

Валя улыбнулась, вспоминая как Валик забирал их с Надюшкой из отделения. Высокий, красивый, какой-то шумный в тот вечер. И шоколадки всем сестричкам и санитарочкам. И огромные коробки с детским питанием. И тихий шёпот им в спину: «Вот повезло так повезло нашей Валентине, такого мужика себе оторвала». Они и не догадывались, что «оторвали» как раз не Валика, это он сам «оторвал» и жену, и дочь. Оторвал у безнадёжности, потерянной веры и нищеты. Валя тогда благодарила врачей и сестёр, а сама смотрела на мужа и гадала, что же случилось, что произошло, что он так странно себя ведёт. И только потом, дома, когда она уложила дочь спать и удобно устроилась рядом с мужем, спросила: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» И получила в ответ короткий смешок и ответ: «Я всегда знал, что ты ведьма, сразу же почувствовала моё настроение. Валюшка, я сегодня был у Романа Игоревича Фиккера. И в его кабинете подрался с Королем». Валя оторвала голову от мужского плеча, внимательно посмотрела на мужа и тихо уточнила: «Подрался? Валик, милый, это слово подразумевает обоюдную драку, а я сомневаюсь, что Король тебе ответил. Мне плевать, что с ним, но скажи, тебе ничего не угрожает?» Ответ на свой вопрос она так и не получила, потому что из всех сказанных ею слов Валик вычленил только одно — «милый». И этого оказалось достаточно, чтобы они в очередной раз не спали почти до утра.

— Мы так стремительно выписались, что я даже не отблагодарила девчонок.

— Ну да, благодарности наше всё, — пробурчала в ответ заведующая. — Если не свои, то кто тогда, да? Ну иди, а с Надюшкой твоей кто остался?

— Наша бабушка. Она у нас медсестра, — с гордостью ответила Валентина, — у неё ни одна болезнь не забалует.

Валя выскочила из отделения, поднялась по лестнице и вошла в пульмонологию, где недавно помогли её малышке. Она с улыбкой подошла к посту дежурной смены, молча вытащила из-за спины торт и аккуратно поставила его в центр стола на открытые рабочие журналы.

— Девчонки, если врач заявился к нам с таким жирным намёком, предлагаю намёк принять, — задумчиво прошептала одна из медсестёр, потирая ладошки. — Кто «за», кто «против», кто «пошёл вон»? Та-а-ак, судя по вашим преданным рожам, все поддержали моё предложение.

После этих слов коробка с тортом была открыта, послышались вздохи предвкушения и тихий довольный смех. Медсёстры засыпали Валю вопросами о Надюшке, приглашая к ним за стол. Валя сначала отнекивалась, но потом махнула рукой и согласилась на чашку чая. Они переговаривались о том о сём, делились последними новостями, хвалили кондитеров, создавших такую вкуснятину, и в эту минуту неожиданно раздался громкий детский плач. В дверях одной из палат показалась молоденькая санитарка, быстро подошла к столу и тихо что-то прошептала дежурной медсестре.

— Опять она за своё, — процедила та и строго спросила у коллег: — Кто-нибудь видел, когда эта горе-мамаша из отделения свалила?

— А что случилось? — Валя оглядела сестёр и вопросительно подняла бровь.