Тремор - Каролина Эванс

* * *

Кирилл отправился в парк. Там он достал фотографию из отсека палетки. На ней они такие счастливые. Стоят со сладкой ватой в парке. Он тянется к ее волосам и улыбается, а она со смехом глядит прямо в камеру.

Кирилл вспоминал этот день, поднимая от снимка голову лишь для того, чтобы обойти людей в парке. Наконец, он достал из кармана зажигалку. "До новых снов, Таня".

Пламя слизывает с угла краску. Он сгинается, став совсем бурым, и оно идет дальше. Чернеет кусочек неба и деревья, и вот они с ней тоже остались лишь картинкой в его памяти.

До рук доходит жар. Пришло время расстаться. Бумага выпадает из них и летит по земле. На ней еще видны их силуэты. Ее заносит по углам, по щелям на асфальте. Она цепляется за редкие окурки и бумагу.

Впившись ногтями в пальцы, Кирилл с силой придавил ее ногой. Перед глазами вновь пронесся тот день, ее улыбка и запах волос. "Освободись", — сказала она этой ночью. Он отчаянно хотел этого, втаптывая в асфальт их счастливые лица.

* * *

В этот же вечер у него был концерт на Мэдисон Сквер Гарден. Пять тысяч зрителей. Ажиотаж. Три часа на сцене.

Кирилл был на пределе. Он ехал туда, сжимая кокаин в кармане куртки. Всю дорогу он размышлял, стоит ли перенять традицию у рок-звезд прошлого. Отдаться героину и все. Ведь терять больше нечего. Печалиться о нем семья будет недолго, а шоу-бизнес быстро найдет ему замену.

«Ты — слабак», — говорил кто-то в его голове, добивал чувством вины за падение. Внутри такая пустота. Лишь кокаин мог исправить это.

Он закрылся в туалете. Из зеркала на него смотрел идол. Серебристая подсветка резко очерчивала кратеры впалых щек, караты на шее. Рельеф на коже куртки и гель на волосах. На нем все мерцало огнем, духом бунта. Только янтарь глаз больше не горел золотом. Капилляры оплели желтоватые белки, и даже капли не могли скрыть этого.

Усмехнувшись своему отражению, Кирилл достал из кармана палетку. Сдвоенные «C» промелькнули в воздухе. Опершись об раковину, он вдохнул порошок. Затем стал смотреть, как спадали с щек слезы.

После каждой дозы стыд накрывал его жгучей волной. Перед ним мелькало лицо отца, все годы борьбы с ним. Он видел того себя, юного парня, который с таким запалом верил, что слава, деньги и успех — противоядие от всего дерьма в его сердце, и чувствовал позор перед ним. Перед своей слабостью. Узнай о ней тот маленький Кирилл и… Нет. Это слишком больно. К тому же, времени на мысли нет. Его ждало пять тысяч зрителей.

Завеса эйфории, наконец, настигла сознание. Прочно оградила от того, что резало душу. Эндорфины в его голове лились мощным потоком. Разгоняя кровь, ток проходил по волосам, по расширенным венам.

На обертоне казалось, он трахает весь мир, вытирая об него сперму. Внизу толпа людей с просящими глазами окунается в его рай вместе с ним. Они тянут к нему руки, прыгают, стаптывая кеды. Эти тысячи подчинены ему. Они обезличены под его натиском и все, что им остается, это заряжаться драйвом, дать ход своим демонам.

Ничего не осталось от растерзанной гитары. Он раздолбал ее полностью, как и сердце каждого этой ночью. Три часа горения никак не утомили его. Казалось, Кирилл мог выступить еще и еще раз. Люди лишь заряжали его. С ними он чувствовал себя живым, — в нем все кипело и жаждало крови.

После концерта Кирилл поехал с друзьями в клуб. Столько комплиментов от них он не слышал даже после "Грэмми".

— Чувак, это было блестяще!

— Ты просто горел! У тебя был такой безумный взгляд. Ты будто хотел убить кого-то.

Кирилл слышал слова как в тумане. Картинки пролетали перед ним одна за другой. Только что он заводил толпу, потом она окружила его. В один миг слилось, как его проводят к машине, как быстро приняв душ, он садится в такси.

В клубе драйв вновь накрыл его. Фред советовал ему покурить, но он знал, что это не поможет. Сигареты уже давно перестали на него действовать.