Тремор - Каролина Эванс

Весь вечер, вплоть до торжественной части, за ним по пятам ходили фотографы, коллеги отца и просто любопытные люди. Чужие голоса, казалось, раздавались сквозь несколько стеклянных стен. С большим трудом слова воспринимались им как цельные предложения. Их смысл терялся, разбегался в его голове, пока он с улыбкой пил шампанское за свой успех.

Время шло, и постепенно толпа смирилась с присутствием Кирилла на этом вечере. Все чаще он мог спокойно пройтись по мраморным ступенькам ресторана, в одиночестве осмотреть три этажа и не бояться, что кто-то заметит непроходимый мрак в его взгляде.

Родители все так же оставались внизу. Мама сидела в отдельной зоне с женами других руководителей «Газпрома». Золотистое платье на ней разлилось бриллиантами на софе с мягкой обивкой. Бокалы неспешно сменялись в ее руке, пока она о чем-то беззаботно говорила с подругами. Лишь пару раз Кирилл уловил на себе ее улыбку. Кивнув ему, мама вновь вливалась в беседу. Отец тоже увяз в компании коллег. Перед ним мелькали какие-то бумаги, в пальцах мельтешила сигарета. Сколько бы Кирилл не пытался привлечь его внимание, тот даже не поднимал глаз в его сторону. Он был полностью предоставлен себе. Так же, как когда-то в детстве.

Только сейчас в сердце не было того задора. Не было никакого желания резвиться, исследовать новую местность. И дело не в том, что он вырос. Просто теперь все, что вмещал его разум — это бесконечная вереница проблем, сдобренная жаждой «наркоты» после недельной диеты.

Перед ним все плыло. Лишь тоска на сердце делала его живым. Лишь она заставляла Кирилла хотеть хоть что-то, кроме дозы. Хотеть объятий, немного тепла и просто ощущения того, то кто-то любит его. Его, а не натянутую на душу оболочку.

Люди потихоньку собирались у стола. Звон посуды все чаще заглушал инструментал оркестра. Все готовились занять свои места и подвести итоги года. Для этого у небольшой сцены загорелся экран, за трибуной настраивали микрофоны.

Когда Кирилл спустился в зал, большинство мест уже было занято. Официанты выносили на стол блюда, заполняли бокалы гостей для последующих тостов. Пустым взглядом он смотрел сквозь ряды тарелок с деликатесами, горячим и закусками. Его родители затерялись где-то в противоположном конце стола. Аппетита к еде у него не было.

Наконец, шум утих. На сцену по очереди выходили директора и другие служащие высшего звена. Все они говорили о предстоящих целях и заслугах коллег. Кирилл мало что понимал из их слов. Когда зал сотрясали аплодисменты, он бегло натягивал на лицо улыбку и тоже поддерживал их ровное течение. Так продолжалось полчаса. За это время разочарование и грусть успели покинуть его. Все-таки чего он ожидал? Того, что родители бросят все свои дела и будут рядом? Как это вообще могло прийти ему в голову? Эмоции на людях всегда были под запретом в его семье. Лишь дома он мог рассчитывать на теплые слова и объятия. Как глупо к 25 годам все еще сомневаться в этом.

В планах значился завтрашний день. Спокойное утро, размеренная беседа. Может, не такая душевная как в Нью-Йорке, но хоть немного приближенная к ней. Он знал — дом излечит. Вернет ему старого себя и спасет от пропасти, что каждый день норовит поглотить его.

«Мы семья», — заиграла пластинка в омуте. «Мы семья».

Он улыбнулся. Нужно просто пережить этот вечер. Пронести себя, это усталое тело сквозь часы и пространство. Сквозь пустоту. Сквозь остатки бессмысленных ожиданий.

— Марк Санкаров!

Голова вздернулась вверх. Он и забыл о его существовании.

— Поздравляем с назначением на пост финансового директора. В таком юном возрасте Марк Альбертович уже многого достиг и стал гордостью нашего отдела.

Лысый мужчина крепко пожал ему руку и уступил микрофон.

Глубоко вздохнув, Кирилл опустил взгляд.

Марк встал за трибуну. Кончиками пальцев он поправил микрофон и обвел взглядом присутствующих.