Тремор - Каролина Эванс

Не поднимая глаз, Даша повернулась к нему.

— Нет. Я узнала о смерти ее мамы лишь через неделю. Она написала мне об этом, и больше мы не общались. Секунду, кажется, я не удаляла то сообщение.

Черные ногти застучали по экрану. Лента переписки побежала вниз. Год, второй, третий. Неужели, прошло столько времени…

— Вот, держи.

Сердце дрогнуло.

"Привет, прости, что так долго не писала тебе. Мой мир рухнул. Снова. Неделю назад умерла мама, и всю неделю казалось, что я тоже ушла вслед за ней к небу. Жаль, что это не так. Приходится думать о том, как жить дальше. Я поняла, что больше не хочу общаться ни с кем, кого знаю. Больше я не хочу привязываться к людям, страдать из-за них, умирать каждый раз, когда они уходят из моей жизни. Мне предстоит научиться этому, а пока я ставлю точку в нашем общении. Прости. Пожалуйста. Больше я не напишу, и ты тоже постарайся забыть меня. Боюсь, только это может спасти меня от безумия. Спасибо за все и прощай. Не ищи меня".

И ни слова о нем. Не единого. — Калеб сказал, что она написала ему тоже самое.

Руки в остервенении сжали лицо. Только он ничего не знал. Только он.

— А тебе она что сказала? — словно прочитала его мысли Даша.

Он усмехнулся. Хотелось биться головой об стол.

— Ничего. Серьезно. Она убежала сразу после того, как ей позвонили из больницы. Прямо перед тем, как мы собирались ехать в аэропорт. Я бежал за ней, но из-за метели быстро потерял ее из виду. А когда вернулся домой, ее вещей там уже не было. Я звонил ей, писал, но она ничего не отвечала мне. А потом заблокировала. Везде, где только можно. Все эти три года я даже не знал, жива ли она.

Поколебавшись, Даша с грустным вздохом протянула к нему руки. Кирилл прислонился носом к ее худи. Мягкой, теплой ткани, что пропиталась лимонными нотками ее духов. Они сидели так пару минут, обнявшись, не говоря ни слова друг другу. Казалось, их дыхание отделилось от всех звуков в кофейне. Звон посуды, скрип стульев, голоса людей, словно были в стороне от них, от их маленького мирка общей утраты.

— Она ужасно поступила с тобой, — прошептала Даша, наконец, отпустив его.

Кирилл пожал плечами. Теперь он ничего не понимал. Ведь до этого момента ему казалось, что человек, потеряв близких, чувствует шок, отгораживающую от мира боль, умирает изнутри сам. По-настоящему он никогда не злился на Таню. Думал, что ее решение — вынужденное, что она просто не смогла поступить иначе. Теперь же он был в замешательстве. Ведь у нее хватило сил написать всем, кроме него. Словно причинить ему боль, оставить без малейшей информации, было ее вполне осознанным решением.

Сказав это, Кирилл скрыл лицо пальцами. Даша задумчиво опустила глаза.

— Может, если бы она написала тебе, то уже не смогла бы уйти? — наконец, произнесла она.

— Ведь отказаться от тебя ей было сложнее всего.

Кирилл так резко ударил по столу, что Даша отшатнулась. На висках проступили вены. Он покраснел. Закрыл глаза, усиленно вдыхая воздух. Сквозь ярость замелькали отрывки. Моменты из прошлого, когда Кирилл часами лежал на полу в первые месяцы после случившегося. Так выглядят психбольные после дозы нейролептиков. Смотрят невидящим взглядом в пол, пока слюна стекает из уголка губ. Да. Он помнил это. Из окна доносились сирены машин, какой-то шум, непрерывное движение жизни. А он словно в вакууме. Полностью провалился в вопросы. Вопросы, вопросы донимали его перед сном, и утром, и даже на сцене. Сколько усилий, чтобы не думать о них…

— Странно, — усмехнулся Кирилл,

— Что после этого я и сам не последовал ее примеру. Не поставил себе цель, ничего не чувствовать к людям.

Даша кивнула головой.

— Я читала, что у тебя депрессия. Так и подумала, что ты не смог забыть ее.