Тремор - Каролина Эванс

Она говорила оживленно, улыбаясь, часто перебивая собственные мысли. Кирилл смеялся вместе с ней, переводя взгляд на картину. А потом она замирала. Для нее исчезали все звуки, пространство и посторонние люди рядом. Ее глаза становились еще больше и, казалось, обретали невидимую связь с произведением. В этот момент в ней все менялось. Веснушки придавали лицу не задор, а какое-то инопланетное выражение. Брови взлетали над глазами еще выше. Тогда Кирилл забывал о картине. Смотрел лишь на нее и хотел, чтобы Таня простояла так как можно дольше.

Иногда он не сдерживался и целовал ее прямо перед группой людей. Они бросали осуждающие взгляды, отходили подальше, но Кирилла только забавляло это. Они с Таней оставались у картины одни, и, смеясь, та слегка толкала его в плечо. Ее щечки пылали румянцем.

Она шла по залу дальше, и Кирилл медленно следовал за ней. Ему нравилось наблюдать за легкостью ее походки. Даже в массивных ботинках у нее были едва слышные, мягкие шаги. Лишь шелест длинной юбки был различим в тишине безлюдного зала.

Кирилл так не умел. Ремни на его куртке, металлические цепи и берцы всегда отчетливо возвещали о его приходе. Даже музейные ковры пропускали сквозь себя его поступь.

Таня с улыбкой оборачивалась на него. Они застывали прямо в центре зала, словно и забыв, что находятся под пристальным взглядом музейного смотрителя. Время никогда не щадило их в эти мгновения.

По вечерам они гуляли по крышам, пили глинтвейн и заходили в Подписные издания. Если в библиотеке Маяковского были интересные лекции, они шли туда. Сидели, держась за руки, уже представляя, как проведут остаток вечера дома. Как закажут роллы, купят вино, как Кирилл возьмет Тане цветы в переходе. Они зажигали гирлянду, ложились на диван и обнимались под пледом. Вспоминали, как провели день и думали о том, как проведут следующий. Они говорили о самом разном. Могли молчать, могли смотреть фильмы и потом с жаром обсуждать их.

А потом Таня уезжала. Она редко ночевала у Кирилла. Редко соглашалась, чтобы он подвез ее. Тогда, проводив ее взглядом, он оставался один. Тьма возвращалась и снова уносила его в свой омут.

* * *

− Иди сюда, − позвал его отец. Кирилл отложил гитару, и они вышли из гаража.

В гостиной сидела мама. Напротив нее стоял стеклянный столик. В нем отражался свет ламп, на тонких креплениях висящих над ним. Сев в кресло напротив, Кирилл безотрывно смотрел их блики. Лишь это помогало выждать томящую тишину, что повисла в воздухе. Почти кожей он осязал взгляд отца. Знал все его мысли, выражение лица и то, что случится, когда мама, наконец, обратится к нему.

− Послушай, − сказала она.

− Ты целыми днями играешь в гараже и совсем не думаешь об учебе.

− Я на неделю вперед сделал все задания…

Отец жестом приказал замолчать ему.

− Да, но ведь тебе всего пятнадцать. Твои ровесники наслаждаются жизнью, гуляют, влюбляются. Юность дана для этого, а ты просто упускаешь ее.

Кирилл пожал плечами.

− Надо чем-то жертвовать ради успеха.

− Какого успеха? — усмехнулся отец.

− Таких, как ты, миллионы. Успеха из них добьется всего один. Остальные обколются, разочаруются в жизни и просто пропьют ее. Ты что, этого хочешь? Скитаться как бродяга без копейки в кармане? Ну что это за взгляд исподлобья? — засмеялся он, смотря на жену. Она слабо улыбнулась ему.

Кирилл смотрел на него, чувствуя, как начинают дрожать губы. Неимоверная злость закипала в нем. Отец подходил к нему, весь красный от смеха, и пародировал его. Отсмеявшись, он серьезно взглянул на него.

− Ну, слышал я, как ты играешь. Видел игру вашей группы. Как там твоего друга зовут? Ден? Ну вот он может и добьется чего−то. Он в отличие от тебя хоть не затворяется дома, а у тебя даже друзей нет. Да и как они могут у тебя появиться. О чем с тобой говорить, кроме музыки?