Тремор - Каролина Эванс

— Почему ты так редко ездишь на ней? Ведь остальные машины тебе не нравятся, — спросил он как-то давно у отца в детстве.

Тогда тот сказал то, что прочно впилось в его память. Слова, что Кирилл каждый раз повторял сам себе на распутье.

— В жизни есть большие цели и мелкие соблазны. Пересекаются они редко. И тогда встает вопрос выбора. Чего ты хочешь больше: успеха в своем деле, признания или всяких глупостей, которые могут помешать этому?

— Конечно, успеха.

Пожалуй, это единственное, в чем он за всю жизнь согласился с ним. Хоть и не понял, как машина может помешать чему-либо.

На просторном участке работали двое мужчин. Один из них накрывал белой тканью кусты и деревья, пока другой убирал снег. Кирилл поздоровался с ними, и они что-то вяло пробормотали ему в ответ.

Быстро перескочив ступеньки, он постучал в дверь. Мама показалась на пороге.

— Ну, как ты, милый? — улыбнулась она.

Голубые глаза обратились к нему теплым светом. Прошло два месяца, как он в последний раз видел ее. Волосы отросли до плеч, а загар почти сошел с кожи. Белый вязаный свитер на ней напоминал рясу ангела.

— Все отлично, — сказал Кирилл, обняв ее.

Цветочные духи обдали его теплой волной. Их аромат, наверное, первое, что, родившись, он ощутил с первым вздохом. Это потом к ним примешался запах больницы, спирта, чужих людей рядом. Конечно, этого он не знал и не помнил, но эти духи каждый раз относили его в какое-то светлое беззаботное время.

— Ты как раз к ужину, — зашла она вслед за ним в прихожую.

Тихо. Не играла музыка, бытовая техника не издавала звуков. Лишь запах еды напоминал, что это дом, а не картинка с каталога. А эта обитель мрамора и хрусталя производила именно такое впечатление.

Скинув берцы, Кирилл с нетерпением прошел в гостиную. Она ничуть не изменилась с его последнего визита. Все те же атласные шторы перевязаны у колонн лентами. В серванте все та же серебряная посуда. Картины в тяжелых рамах по-прежнему висели над кожаным диваном.

— Папа скоро спустится, — подбежала к столу мама с тарелками.

— Весь день работает, даже обедал у себя в кабинете.

Кирилл отодвинул стул с барочной отделкой. Мама стала раскладывать перед ним приборы. Скоро на скатерти цвета слоновой кости стояли тарелки с трюфельным супом, дорадо с булгуром и панакота в вишневом соусе. Кирилл до боли впился ногтями в пальцы.

— В чем дело? — увидела она его выпирающие желваки.

Кирилл усмехнулся сам себе и поднял взгляд на нее.

— Я должен вам кое-что сказать, мам.

Она повернулась, всполошив свои светлые локоны.

— И что же, милый?

— Не сейчас… Давай дождемся папу.

Мама кивнула и села рядом с ним.

Скоро на лестнице послышалась шаги. Неспешная твердая поступь. Изящный подсвечник на пролете второго этажа выделил в полумраке фигуру в рубашке и брюках.

Отец медленно спустился, бесстрастно смотря на Кирилла. Приблизившись к нему, он с изнуренным вздохом осмотрел его внешний вид и молча пожал сыну руку.

В тишине все принялись есть суп. Родители смотрели себе в тарелку, а Кирилл на них. Он думал, с чего начать, чтобы повести разговор в нужное русло. Напряжение усиливалось.

Ничего не прерывало ряд монотонных действий. Лишь изредка отец вытирал линию губ атласной салфеткой. Переворачивал ее другой стороной, аккуратно складывал и клал обратно на стол. Иногда, морща лоб, он поправлял на запястье ролексы. Тогда свет помпезной люстры еще активнее мерцал на их корпусе.

Кирилл неподвижно смотрел на циферблат-скелетон, словно впав в транс. Размеренный звон приборов, волнение и посторонние мысли ушли на второй план. Он глубоко вздохнул, и слова сами сорвались с его губ.