Капкан - Одри Раш

Практическое пошаговое руководство о том, как избежать копов. Я даже подумывал сказать ей, что встречусь с ней снова, когда ситуация наконец устаканится. Но, учитывая пропущенные звонки и отказы в моей голове, я всё больше хочу разрушить её.

Этот союз. Эти отношения. Нас.

Я заставляю себя улыбнуться и вести себя так, будто в этом нет ничего необычного. Я держу нож в одной руке, точильный камень в другой, затем провожу металлом взад и вперед по камню, леденящий скрежет рассекает скучные океанские волны.

Она смотрит на мои мозолистые руки. Ветер доносит мускусный запах ее тела, а кожу покалывает мурашки. Воздух прохладный, но именно от ножа эти бугорки поднимаются, словно маленькие пальчики, стремящиеся выползти из-под её кожи.

— Ты помнишь, что мы здесь делали? — спрашиваю я.

Ее глаза метнулись к моим, но язык она держит за зубами. Той ночью она стояла на четвереньках, как животное. Тогда у меня был нож. Я мог бы выпотрошить ее, как свинью.

— Я мог убить тебя той ночью. — говорю я.

Она обхватывает себя руками, но поднимает подбородок, как будто знает, что это игра разума. Я сжимаю челюсти.

— Почему ты этого не сделал? — спрашивает она.

Она знает причину так же хорошо, как и я, и это убивает меня больше всего. Она знает, какую власть имеет надо мной. Я не собираюсь признавать, что мои слабости принадлежат ей.

Вместо этого я рассказываю ей о своем прошлом.

— Когда мне было двенадцать, мой приемный отец не мог стерпеть, что я не говорю «пожалуйста». — я сдвигаю нож вправо. — «Спасибо».

Нож скользит обратно влево.

— Пожалуйста. — я останавливаю лезвие и смотрю на нее. — За что мне быть благодарным? За то, что тебя всё время кормят лишь наполовину? Или за то, что поместят в другой дом, где из меня тоже выбьют дерьмо?

Океанские волны бьются, как маятник, а вдалеке над морем нависает черная туча, грозящая штормом. Скоро будет так легко плавать. Чтобы пойти так далеко, как я могу. Ко дну. Взяв с собой Ремеди.

— Все, что мне нужно было сделать, это сказать слово. Но я отказался. — продолжаю я. — И он избил меня, пообещав, что убьет меня, если я ничего не скажу. Что угодно.

Глубокий смешок вырывается из моей груди, когда я позволяю этому воспоминанию нахлынуть на меня. К тому времени я настолько привык к боли, что ничего не почувствовал, когда он меня бил. Ни одно из его слов не имело никакого веса. Меня не волновала смерть, но я хотел посмотреть, насколько далеко я смогу его подтолкнуть, даже если это означало бы поговорить хоть раз.

— Знаешь, что я ему наконец сказал?

Она моргает, прижимая руки к животу.

— Я назвал его трусом.

Она втягивает воздух. Я убираю точильный камень, но лезвие держу в руке. Когда я делаю шаг вперед, она отступает ближе к своей машине, пытаясь дать нам больше дистанции. Я шиплю сквозь зубы, давая ей понять, что могу прочитать каждое микродвижение.

— В конце концов он остановился. Но я не мог ходить в школу неделями, потому что тогда они бы узнали. Знаешь, что я сделал вместо этого?

Мои пальцы касаются пистолета, металл гладкий, как кожа Ремеди. Мне хочется раздавить ее голыми руками, но я продолжаю поглаживать пистолет и поправлять хватку ножа.

— Я украл его пистолет. А десять лет спустя я застрелил его из него.

Я убираю нож, опираясь ладонями по обе стороны от нее, прижимая ее к машине. Лунный свет отражается на ее сияющей коже, придавая ей темно-золотой оттенок, и это напоминает мне древние камни, как будто она хоронит меня заживо.

— Он был не единственный. — говорю я, — Но ты это знаешь.

Она закусывает губу, затем прижимает ладони к бедрам, пытаясь найти в себе силы посмотреть мне в глаза. Я хочу вырвать ее из защитной оболочки, чтобы она увидела, что именно она со мной сделала.

Я могу убить ее, и тогда она больше не будет иметь надо мной власти. Она станет еще одной жертвой. И я пойду дальше. Как я всегда делаю.