Капкан - Одри Раш

Но я, блять, не могу с ней так поступить.

— Как насчет твоих родителей? — она шепчет. — Биологические. Уинстон твой отец?

Я так смеюсь, так что у меня болит грудь.

— Ты думаешь, мы как-то связаны? — спрашиваю я.

— Вот почему ты убил его, не так ли? — она заикается. — Потому что в детстве он оставил тебя в приемной семье.

Она вкладывает смысл туда, где его нет. Я стискиваю зубы.

— Я убил Уинстона не потому, что мне нужно было осуществить семейную фантазию о мести. Я убил его не потому, что мстил за твою лучшую подругу. Я убил Уинстона, потому что хотел тебя, Ремеди.

С ее губ срывается легкий вздох. Она вздрагивает, пытаясь уйти, но я загнал ее в угол; выхода нет. Даже если она вырвется из моих рук, нас окружают деревья, кусты и океан. Она сможет убегать лишь до тех пор, пока я не найду ее.

Физически я с ней на этой пустой стоянке, но мысленно я снова в тех разрушенных домах, где меня оставили в мусорном баке. Обошел каждый дом, где у меня ничего не было. Раньше жизнь была простой. Я знал, чего ожидать. Это всегда был я.

Но теперь есть Ремеди. Она украла у меня эту жизнь.

— Эти гребаные ублюдки, те, у которых я на самом деле был? — я усмехаюсь, затем киваю голову в сторону. — Они оставили меня умирать. Поэтому я убил и их тоже.

Я положил руку ей на горло.

— Мне плевать на всех. Даже на тебя.

Ее охватывает страх. Она знает, что настал тот момент, когда я наконец убью ее. Но затем ее губы растянулись в улыбке, и она смеется. Она хихикает, как гиена. Звук эхом разносится по парку, смешиваясь с волнами.

Это ее нервы, а не настоящее развлечение, но меня это беспокоит. Мои внутренности скручиваются, и я сжимаю ее горло, перерывая ей дыхательные пути.

— Что, блять, смешного? — спрашиваю.

Ее рот шевелится, улыбка все еще на месте, хотя лицо краснеет. Я отпускаю ее, и она держится за грудь и снова смеется.

— Ты трус, Кэш. — говорит она, ухмыляясь. — Ты боишься меня, потому что знаешь, что между нами что-то есть. Потому что я что-то значу для тебя. И тебя это пугает.

Она расправляет плечи, вставая на ноги.

— Если ты собираешься меня убить, то перестань быть трусом и просто, черт возьми, сделай это.

В глазах у меня краснеет, когда я сжимаю нож, целясь ей в лицо, но в последнюю секунду я отмахиваюсь и вместо этого врезаюсь в ее машину. Лезвие прорезает металл.

Оставив его застрявшим в двери, я хватаю ее лицо обеими руками, впиваюсь ногтями в ее кожу, и, черт возьми, мне хочется ее поцеловать. Я хочу вырвать ей язык и показать, что она мне нужна, и я ненавижу это, но не могу.

Я заставляю ее встать на колени, затем выхватываю свой член и засовываю его ей в рот, пока она не давится, и слезы наворачиваются у нее на глазах.

Я толкаю себя вперед, вперед, вперед, пока ее горло не обхватывает меня, как вторая кожа, и она не может дышать. Она пытается вздохнуть, отталкивая меня, но я удерживаю ее, пока не чувствую, как ее нос прижимается к моему животу.

Я могу убить ее вот так. Задушить своим членом, пока засовываю два пальца в ее тугую маленькую киску, пока она не сжимается вокруг меня, приближаясь к своей сладкой, незначительной смерти.

Но я вытаскиваю. Она кашляет от неожиданного воздуха. Я выдергиваю нож из машины, адреналин бьет через меня, дыхание в груди расширяется, как будто я гребаный бог.

Я непобедим, и даже Ремеди не сможет меня остановить. Я приставляю нож к ее горлу, удерживая ее неподвижно, чтобы показать ей, что я все контролирую.

Но Ремеди не боится. Даже пытаясь восстановить дыхание, она облизывает нож вверх и вниз, как будто дразнит мужской член.

Мой член дергается, и ярость улетучивается. Она такая горячая, что я забываю как дышать. Ее язык щекочет кончик ножа, капля крови капает на влажную мышцу, и я не могу себе представить, чтобы другой человек в этом мире понимал меня так.