Капкан - Одри Раш

Она смотрит на воду так, словно видит видения из своего прошлого, тонущего в темноте. И по какой-то причине, когда я вижу ее такой, мое сердце учащенно бьется, как будто я знаю, каково это. Но я ничего не делаю.

Ее боль — это ее боль, а моя — это моя боль.

Вы можете понять, как это больно, но вы никогда не сможете узнать, каково это на самом деле. Но я не могу удержаться и кладу руку ей на поясницу. Я хочу, чтобы она знала, что я все еще здесь ради нее.

— Ты можешь рассказать мне. — говорю я тихим голосом.

Она отказывается смотреть на меня.

— Ты все еще будешь хотеть меня? — спрашивает она, и ее голос доносится до океана внизу.

— Да.

Она выпивает половину своего мохито.

— Раньше он прикасался ко мне. Под моей пижамой. После того, как я приняла душ. Это всегда было нежно, понимаешь? Он заставлял меня чувствовать себя хорошо. Но я знала, что это неправильно, и чувствовала себя такой виноватой. Каждый раз, когда я просила его остановиться, он напоминал мне, что не причиняет мне боли. Он не был груб. Как будто у меня не было никакой силы. И он заставил меня сказать вслух, что это не больно. Потом он убедил меня сказать, что мне это тоже понравилось.

Моя голова раскалывается, вспышки света размывают границы моего зрения.

— И никто не знал? — спрашиваю я.

— Однажды я пыталась рассказать своей маме. Но она мне не поверила, и когда мой сводный брат Броуди подслушал, он сказал, что убьет меня, если я скажу, что его отец снова сделал что-нибудь подобное. И ты знаешь, Броуди тоже причинял мне боль, но я могла справиться с этой болью. Это было легче переварить. С этим легче разобраться. Но мой отчим? Он никогда не останавливался, пока не кончал. И я чувствовала, что не могу никому рассказать, понимаешь? Зачем пытаться устроить кому-то неприятности, если технически они никогда не причиняли тебе вреда?

Ярость закипает внутри меня, ощущение покалывания, от которого чешется кожа головы. Я буду первым, кто признает, что постоянно злоупотребляет своей властью над другими, включая Ремеди.

Я причинил Ремеди боль, точно так же, как это сделал ее сводный брат. И, честно говоря, меня не волнует, что ее отчим исказил ее чувство здоровой привязанности, потому что это случилось и со мной. Это дает нам понимание друг друга.

Мне не чужда такая гребаная "любовь".

Что меня больше всего бесит, так это то, что ее отчим использовал такие связи, как семейные, заставляя ее поверить, что все в порядке. Он использовал это, чтобы заглушить страсть внутри нее. И это убивает меня.

Ты не можешь выбрать свою семью. Они бросают тебя или уничтожают. А семья Ремеди? Они погубили ее. Вода плещется о каменный барьер, обрамляющий ресторан, а лунный свет освещает неспокойные волны. Слеза стекает по щеке Ремеди, исчезая в темноте.

Я обнимаю ее одной рукой, притягивая ближе к себе. От нее исходит сладкий запах, смешанный с океанской солью. Предполагается, что я подставлю ее или убью, но все, чего я хочу, — это уничтожить любого, кто когда-либо причинил ей боль. Я единственный, кто причиняет боль моему маленькому лекарству.

— Что было дальше? — спрашиваю я.

— Я рассказала Дженне. И хотя моя мама мне не поверила, Дженна поверила, и она помогла убедить мою маму. Это было так глупо. Как моя мать могла поверить моей лучшей подруге, но не мне? Как будто она мне не доверяла. Черт возьми. — она обхватывает себя рукой за живот. — Меня до сих пор тошнит даже от одной мысли об этом.

Я сжимаю стакан скотча так крепко, что он чуть ли не трескается у меня в руке. Я бы позволил стеклу разрезать мои вены, но мне нужно услышать историю Ремеди. Мне нужно, чтобы она доверяла мне, и это включает в себя слушать ее.

Таким образом, я тоже смогу уничтожить ее. Но дело не только в этом. Я хочу впитать в себя каждую кровавую подробность, чтобы я мог убить их всех.