Княжна - Кристина Дубравина

В поднявшемся шуме, слышимого с соседних кабинетов, где бегали, кудахча, бухгалтерские девки, Белый оглянулся на сторонам — словно оценивал формат грядущего бардака. А потом, сам контроля больно не держа, за Валеру схватился и заговорил часто, спрашивая:

— Чего ты мелишь, Фил? Какой «наглухо»?! Какой «подкараулили»?

— Да «какой-какой», заладил, — огрызнулся Фил, скидывая с себя руки бригадира. Почти натурально рявкнул — но не в злобе, а раздражении, в тот миг более, чем ясном: — Будто не знаешь, как у нас дела могут делаться!..

— Фила, если ты, блять, шутишь, то лучше сейчас скажи.

Саня даже не пытался быть веселым. Он улыбался странно, как контуженный взрывом, и этим конкретно злил. Валера, прошедший к кулеру, обернулся так, что осталось загадкой, как у него плечо из сустава не вылетело.

— А чё, Белый, не смешно тебе?

На скулах Коса — резких, прямых, как отвесные скалы — появились желваки. Людка за стойкой беззвучно тряслась, едва не сползая под стол, и одной дрожью своей бесила — грёбанный лист на ветру.

Пчёле потребовалась сигарета — хоть «Malboro», хоть сраный «Беломорканал», который впервые у деда покойного стащил. В тот миг — всё равно.

На следующем вопросе Саня перестал несерьезную лыбу давить. Спросил так, что бухгалтерши за соседней стенкой притихли мышками, а в приёмной стало на пять-семь градусов холоднее:

— Откуда информация?

— Кабан позвонил, сказал сам.

Валера налил холодной воды себе в бумажный стаканчик, осушил сразу весь — даже водку так не пил — и только тогда продолжил:

— Он Буревского должен был на переговоры привести, но рано приехал. Поднялся в квартиру, авось Аристархович готов мог быть уже. А его нет. Только сына встретил. Сказал, что батя спустился за сигаретами, но уже минут сорок не возвращается. Кабан…

У Фила снова в горле стало сухо, и он развернулся обратно, заново воды налил себе. Саня же на диван сел, уже всё в единую картину сложив. Космос ещё сильнее ощетинился, выдыхая зверем, и снова кулаком ударил по столешнице.

— Блять!..

Людка на месте подпрыгнула, как на кочке, опять, утёрла в тишине, кончающейся за порогом приёмной, слёзы. Любимый бригадир Бричкиной сам к Белому сел. Кинул на столик пистолет свой — он чуть не проехался по поверхности, падая.

Пчёла поклясться мог, что у него под рубашкой щёлкнул, начиная свой отсчёт, пояс смертника.

Ёбаный рот, ну, что за день…

Фил ещё воды выпил и закончил мысль, и без того всем ясную:

— Кабан по окрестностям поехал. Сам сказал людям проверять поступающие в больницу и ментовку звонки. И нашёлся наш переводчик в Кунцево. Кровищи потерял… Тьма.

Белый на Валеру посмотрел так, словно до последнего надеялся, что Фил шутил, что решил обстановку разрядить так, но спрашивать повторно о том не стал. Филатов только к стене облокотился и глаза прикрыл.

У Сани на шее затянулся ублюдский узел удавки, душащий нещадно, не идущий ни в какое сравнение с галстуком тёмно-красным.

Внутренний голос подсказал — не шепотом, а гулом медного набата — Сане, что им всем огромный пиздец светит, если они не придумают чего-то. И Белов на выдохе за голову схватился. Запястьями упёрся в череп, себя по вискам забил, приговаривая под нос: «Думай, думай, Белов, думай!».

— Аристархович… прям конкретно все? — спросил Кос о вещи, которая, вероятно, была риторической. — Или в реанимации?

— Не знаю, — раздраженно повёл головой Фил, словно сам был в состоянии, похожим на самочувствие их переводчика. — Знаю только, что в его экстренно в пятьдесят первую больничку увезли. А что уж с ним делают… без понятия.

Пчёла дослушал Валеру. Особенно вдруг ему стало горько — хотя казалось, больше просто уже некуда — за дядю Ваню, который ещё вчера, да что там «вчера», сегодня днём, не думал даже, что получит по башке удар дубинкой, раскладывающий черепушку наголо. Хороший мужик был, смышлёный.