Княжна - Кристина Дубравина

За стеной слышалось что-то негромкое; кто-то ходил, дышал, не храбрясь ближе подобраться. И это ожидание, которое и без того долго на нервах Аниных, натянутых до состояния каната, сидело, размахивая ножками, ощущалось равно как пыткой, так и сладостью. Сердце о грудину билось изнутри, каждый ударом отдавая тремором по обратной стороне коленей, и руки малость дрожали, когда Пчёлкина вынимала из причёски красивые шпильки-цветочки, когда снимала с шеи многослойное украшение, оставляя на себе лишь обручальное кольцо и свадебное платье.

Витя признался ей на ухо, сидя в лимузине в окружении друзей, сопровождающих их до дома с песнями и ещё двумя бутылками шампанского, что сам хочет на жене развязать корсеты.

Противиться его желанию Анна не собиралась.

Хотя, признаться, и переживала, что Пчёла долго разбираться не будет — просто дёрнет шнуровку сильно, отчего затрещат швы и выточки, и платье к её ногам спустит тряпкой, которая станет пригодной лишь для мытья полов.

Переживала и, дьявол, в то же время была бы совсем не против.

Последняя шпилька, очень сильно ощущающаяся своей остротой, выскользнула из прически. Локон, потяжелевший от лака, упал за спину, оставляя лишь часть волос в собранном состоянии. Аня подцепила резинку, стягивать стала ту, но силикон порвался быстро, ударил по пальцам, вынуждая шикнуть, и выпустил пряди.

Пчёлкину замурашило ни то от касаний волос, защекотавших кожу шеи, ни то от тени, которую на пол отбросила фигура, остановившаяся у порога.

Витя смотрел на Аню недолго, меньше десяти секунд, но и этого времени ему хватило, что увидеть в жене — в очередной раз — эту её точеную хрупкость, красоту тонких запястий и взгляда, сосредоточенного даже на мелочах. У неё грудь поднималась и опускалась от участившегося дыхания, и Пчёла волей-неволей засмотрелся на эти движения.

Бюст у Ани был небольшой, но когда Витя в руках грудь сжимал, то она идеально укладывалась ему в ладони. Стон бывшей Князевой, исправно срывающийся с искусано-оцелованных губ от ласк его, только картину завершал, вынуждая Пчёлу с самим собой бороться, чтоб шею новоявленной жене не искусать.

Вероятность, что сегодня он себя сдержит, близилась к нулю.

Бригадир прикрыл дверь, не туша света в коридоре. Прошелся неспешно до зеркала, остановился за спиной Аниной и, поглядывая в отражение, снял с себя часы, убрал их на комод. Пчёлкина медленно гнула пальцы, поправляла волосы, словно понять пыталась, насколько их терпения хватит.

Они столкнулись взглядами в отражении. Ладони Витины на бёдра Анины легли, скользя к талии, и она поняла тогда вместе с жаром взорвавшихся дендритов, что терпения осталось на минуту. Две — максимум.

Шестьдесят секунд обещали стать невыносимо долгими.

На миг кольнула какая-то неловкость, одновременно злящая и смешащая — они ведь, чёрт возьми, не в первый раз в этой спальне оказываются, не впервые друг к другу тянутся. Так отчего тогда щёки вспыхивают, будто за ними наблюдает кто?

Аня вздохнула, явно понимая, что всему виной кольцо на безымянном, из-за которого на все вещи стала смотреть, как через призму, ранее ей не знакомую, и на выдохе ощутила поцелуй Витин на изгибе шеи. Он волосы не откинул, через тугие пряди поцеловал, чем, кажется, только сильнее Пчёлкину вздёрнул.

Девушка дыхание перевела тихо-тихо, не заметив вздрагивания ресниц, и на грудь Вите откинула голову.

Пчёла губами скользнул выше: шея, вкусно пахнущая духами, линия нижней челюсти, чуть подрагивающей, как от холода, скула… Руки его сами скользнули к животу, сходясь и сжимаясь на декоративных пуговицах.

Он представил, как они по полу рассыплются, если атлас в разные стороны от декольте дёрнет. Ах, какая была привлекательная фантазия…