Княжна - Кристина Дубравина

Амбал докуривал сигарету марки, какую Пчёлкин считал откровенно дерьмовой, слабенькой, не «штырящей». Когда Витя подошёл с протянутой рукой, тот ответил на приветствие. Пчёла прикурил от своей зажигалки. Кабан стряхнул пепел с прогоревшего фильтра на асфальт.

Бригадир не успел и затяга сделать, спросил не без удивления, но успел лицо удержать, запрещая бровям вскинуться, а лицу — вытянуться:

— Чего ты здесь, Кабан?

И здоровенный вышибала, который, вероятно, мог Пчёлкина отправить в нокаут, сказал, как будто словами думал Вите выстрелить в лоб:

— За тобой Белый послал. Сказал, что видеть хочет.

Пчёла затянулся всё-таки. Никотин, что за долгие годы увлечения пагубной привычкой должен был стать привычным, отдал горечью на кончик языка, а спустя какие-то секунды в голове и мысли — отнюдь не сладкие, но осознанные быстро — появились.

Он выдохнул клуб дыма в сторону, но ветер — теплый, озорной — не менее весело направил курево в глаза Кабану, который в лице никак не изменился.

Белый, значит, видеть хочет? Прямо перед встречей с братвой из области? Да, ну, херня. Не сходится.

— Не успеем, — кинул Витя в попытке Кабана спровадить. Если и ехать к Белову, то только после сделки. И только одному, без «конвоя». — Через сорок минут встреча у нас на Балчуге, неподалеку от яхт-клуба.

— Вить, я не знаю, — равнодушно пожал плечами Кабан. Пчёлкин внутреннюю сторону щеки закусил, большего себе не позволяя, и подумал, что с камнем, стеной разговаривал: вот каким наплевательски пустым тоном говорил Кабан.

Амбал только оттолкнулся от машины огромной, в какую, вероятно, невысоким людям можно было забраться лишь с посторонней помощью, и сказал:

— Саня сказал, чтобы я тебя привёл. Сейчас.

У Пчёлы неприятно заскрипело что-то внутри, словно кто-то пенопластом по стеклу провёл. Пазл в голове собрался быстрее, чем Витя мысль понял, признал. Он снова затянулся. Херово всё складывается… Но отпираться бесполезно; если Белый себе вбил что-то в голову, то противиться долго не выйдет. Надо ехать.

Да и, по всей видимости, никто их на Балчуге не ждёт. А обещание встречи — не больше, чем «наёбка для уёбка», как Кос любил говорить.

А он повёлся. Идиот…

Витя обернулся на одиннадцатый дом по Остоженке, словно переживал в двор, с прошлого года ставший привычным, больше не вернуться, а потом к Кабану повернулся. Выражение лица у Пчёлы — спокойное, как гладь спрятанного в глубине леса озера, о котором мало кто знал.

Бригадир сказал, делая затяг глубоко в себя:

— Поехали.

Артурчика они всей бригадой дружной выкурили из «Курс-Инвеста» ещё на прошлой неделе. Лапшин, конечно, оттого верещал, как свинья, но после подробных Витиных объяснений на пальцах — точнее сказать, на кулаках — решил, что лучше язык прикусить, и с космической скоростью собрал монатки.

Пчёлкин не знал, где сейчас свои «дела» решал бывший сосед по лестничной клетке дома на Новочерёмушкинской, но и не особо заинтересован в этом деле был. Он посмотрел на здание, покрашенное краской откровенно пидорского цвета «лосося», так, словно впервые оказался на Цветном бульваре.

Относительно знакомые стены, оконные рамы за миг, что Витя поймать не смог, стали враждебными, напомнив чужую крепость.

Кабан затормозил перед забором офиса, но из машины не вышел. Пчёла всё понял; может и не во всех сферах умен был, но разбирался прекрасно в тонкостях подобных намёков.

Он выдохнул тихо, чтобы никто, даже сам Витя себя не услышал, и вышел из авто.

Направился уже изученной тропой через пост обновленной охраны. Старался ступать уверенно и быстро, но каждый шаг сопровождался сокращающимся ударом сердца, от которых перед глазами бегали бледные чёрные мушки.

Пчёлкин просто старался дышать.