Княжна - Кристина Дубравина

И это стало последней каплей. Саня сам, наверно, того не до конца понимая, перешёл грань. Пчёла поднялся на ноги раньше, чем окончательно вышел из себя, а руками по столу ударил, уже озверев.

Достаточно. Он не малолетний дрыщ у Белова на подсосе, который молчать обязан, когда его прессуют. Он не должен язык в задницу засовывать, когда Саня палку перегибает, когда про его мать такое говорит и Пчёлкина слышать не хочет за упрямостью своей.

— Я тебя переубеждать не собираюсь! — почти проорал Витя, посмотрел на Сашу сверху вниз. У Белого глаза на лоб полезли, когда Пчёла кулаком по столу застучал, чуть ли не каждое слово отделяя ударом, от которого спустя секунды рука стала неметь:

— Мне пле-вать абсолютно! — и ладонь на стол с грохотом опустил: — Хоть что думай, Саня! Всё равно.

— А мне нет! — так же зычно отозвался Саша спустя какие-то мгновения тишины, по ушам бившие сильнее грохота военной канонады. — Анька не чужая мне, и я не позволю, чтобы ты ей жизнь испоганил своей одноразовой хотелкой!

— Ты за неё не говори, не знаешь же нихрена. Если Князева мне сама это скажет, то уйду. А твои установки мне и в хер не впились!

— Какой ты самоуверенный, Пчёла! — Белов возмутился криком, какой подслушивать нужды уже не было, и сам поднялся на ноги, становясь с Витей почти одного роста. — Что, думаешь, что действительно Князева нужна тебе? Или ты ей нужен? Решил, что ли, что надолго это всё у вас?!

— Если с таким-то настроем подходить, то, блять, конечно, на день-другой! Неделя — максимум. Но ты, Сань, помни, что у меня на Княжну планы другие.

— Полководец хренов. Планы он уже настроил… — чуть ли не плюнул Белов, а потом руку вскинул, указал ею куда-то в окно, словно пальцем тыкал на дом Анькин. — Да пойми ты, что сложно тебе будет. Потом же на мозги всем капать начнёшь, какая Князева зануда, как скучно тебе с ней. У Ани характер непростой, не сможешь ты с ней нормально ужиться, пойми!

— Но я уже решил всё, Белый, — уверил Пчёла, уже не крича. — Я должен.

Связки болели, но и сдавать позиции стихнувшим голосом он не собирался. Только крепче впился взглядом в перекошенное лицо Белова. Саша же проорал, словно достучаться до него хотел:

— Да кому ты что должен?!

— Самому себе.

— Ёшкин кот, — качнул головой Белый, щёлкнул языком. А потом, сжимая кулаки на поверхности стола, он спросил почти что шепотом, каким посвящали в великие тайны. — Да ты, чего, влюбился, Витя? В хорошую девочку? — и на свой же вопрос ответил:

— Не ты первый такой недо-Ромео, не ты последний. Перетерпишь, переждёшь. Забудешь.

— Ага, сейчас!.. Княжна нравится мне, — снова повторил Витя и не сдержался. От ощущения, что он разговаривал со стеной, которая, мало того, что ничего не понимала, так ещё и давила, падала на Пчёлкина, парень воскликнул: — И я устал это повторять!

А потом вдруг хлопком электрического напряжения в голове Витиной появилась идея. Мысль, о которой забыл, но которая могла бы очень круто Саше показать на простом примере, о чём Пчёла говорил. Не зря ж твердили, что нужно себя на место другое поставить, чтоб всё понять…

И тогда бригадир, не тратя время на подбор правильных слов, резко, почти кругом перевёл стрелки:

— Ты себя-то вспомни! Сам перед Суриковой скакал чуть ли не на задних лапках. И плевать тебе было, что в розыске находился, что на даче у Царёвых тебя чуть в решето не превратили. А чего так?! — стукнул опять кулаком так, будто думал стол из, чего уж там греха таить, крепкого дерева проломить.

Белый заткнулся, хотя Витя и чувствовал, что это ненадолго. Огонь, загоревшийся под рёбрами, терпение пеплом оборачивал. Пчёла на свой же вопрос ответил:

— Да всё потому, что Оля в душу тебе запала. И ты против всякой херни шел. Своего же ты добился, Белый. И я добьюсь, — и уже в который раз повторил вещь, в какую друг должен был поверить, как минимум, из-за частоты произнесенного признания: