Танцующие на каблуках - Юлия Ивлиева (2022)

– Патология убийцы – тяжелое бремя, – продолжал рассуждать Андрей Всеволодович, спокойно, размеренно и что-то отмечая в блокноте. – Носитель не выбирал своей участи. Не определял для себя этот путь. Это не профессия. Это боль, которая с ним постоянно. Его терзают неземные, нестерпимые муки. Он горит в пламени сомнений и постоянного напряжения. Вынужден контролировать зверя, который рвется из него. Когда носителю патологии, условно называемому маньяком, становится совсем невтерпеж, его ад прорывается наружу, начинает съедать не только его, но и вмешивается в жизнь окружающих. Начинает представлять угрозу. Муки усиливаются, приумножаются, наслаиваются под действием разных внешних факторов. Этот ком увеличивается, растет. Часто больной жаждет, чтобы его остановили и его муки прекратились. Поэтому серия убийств, как правило, ведет к логическому своему завершению.

Психотерапевт сделал паузу. Не то впал в задумчивость сам, не то давал возможность поразмышлять Егерю. Тот, пристроившись на спинке дивана, пытался осознать, что поведал ему специалист по мозгам.

Когда он ловил первого своего маньяка, который по сути таковым и не являлся, Дания ему сказала.

– Знаешь в чем суть, Егор? – она наливала чай в граненый стакан в серебряном старинном подстаканнике. Он знал, это ее родовое сокровище, от прапрадеда. Настоящее серебро хорошей пробы. Мастер, что его сделал, изготавливал посуду для царей. Как его уберегли в революцию – неизвестно, но для Дании он был одновременно и семейной реликвией, и напоминанием о том, что первое впечатление часто бывает обманчивым. На первый взгляд, это бюджетная, отжившая себя вещь, встречающаяся в поездах, в старых государственных учреждениях и на барахолках. А на деле – ценный объект и с точки зрения ювелирного искусства, и с позиции музейного экспоната. Много раз у нее пытались выкупить этот подстаканник и даже украсть.

– А суть, мой охотник, в том, что маньяк умрет. Умрет в любом случае. Он уже встал на дорожку, ведущую в могилу. Но твой долг поймать его до того, как он укокошит немереное количество жертв и погибнет самостоятельно. Что позволит тебе, во-первых, предать правосудию его, во-вторых, стать героем самому, в-третьих, спасти некоторое количество невинных жизней.

Однажды он уже спасал жертв из бесконечного списка. У Космонавта не было стопа. Он не планировал останавливаться. Трупы сыпались, как конфетти из хлопушки. Обезумевший, остервенелый, добровольно вставший на путь вникуда. Словно загнанный ожесточенный зверь, которому уже нечего терять, и поэтому он ничего не боится, он отстреливал бандитов, продажных ментов, зажравшихся чиновников с черным прошлым. Егерь шел по следу убийцы и за ним по дорожке на тот свет. Пресса гудела. Космонавт метил в народные герои. Егерю светила бесславная смерть, вне зависимости от исхода его охоты. Он числился в списке у всех: и у невинных жертв, которых спасал, и которые невинностью отличались только в момент рождения, и у Космонавта. Егерь взял убийцу. А Дания Ибатулловна помогла выкрутиться и надеть лавровый венок на нужную ей голову. Ему повезло, что голова подвернулась его, а венок не терновый.

Да и не маньяком Космонавт был. Логика, психика и мотивация нормального человека, уставшего, замученного, не видящего смысла так жить. Маньяком его сделали посмертно, чтобы не возвести в «народные мстители».

Теперь он выслеживает ученого, ставящего бесконечный эксперимент. Список снова без ограничений. Считают ли лабораторных мышей? Сможет ли он найти убийцу до того, как появится еще одна жертва?

– Ну, и отсюда вытекает ряд подробностей, – вздохнул Андрей Всеволодович. Егерь тоже очнулся от воспоминаний и весь превратился во внимание. – Все хм… мероприятие он планирует в трезвом уме и твердой памяти. То есть логика, мотивация, стратегия и все детали совершаются адекватным, контролирующим себя человеком.