Непогода - Диана Ставрогина

– Должен был завтра выходить. – Он растерянно хмыкает и качает головой. – Утром буду решать с заменой.

– Понятно. – Я киваю. Впрочем, больше для себя: только бы что-нибудь делать. – Как твоя мама?

Его лицо мрачнеет.

– Держится. Вроде. Она не очень эмоциональный человек, так что… Нормально.

– Будем надеяться, что так.

Сомневаюсь, что мама Антона сейчас чувствует себя «нормально»: едва ли утрата супруга после более тридцати лет брака дается скупым на эмоции людям проще, чем людям очень эмоциональным. Однако я не могу судить наверняка: мне ничего не известно о той, что родила и воспитала моего мужа.

– Скажи мне, – заговариваю я вновь, – если нужна будет какая-нибудь помощь. Обязательно.

Антон отрывисто кивает и на короткий миг поворачивается ко мне. В его глазах – благодарность и что-то еще, трудно определимое, проникающее прямиком в сердце. Я отвечаю на его взгляд слабой улыбкой.

– Спасибо, – произносит Антон спустя несколько минут. – С тобой мне… легче.

Загорается красный свет светофора, и мы останавливаемся на перекрестке, на котором, по иронии, удобно повернуть как в сторону когда-то нашего с Антоном дома, так и в другую – ту, где теперь расположен мой собственный временный дом.

Я взволнованно сглатываю и предлагаю Антону то, что предлагать определенно нельзя:

– Если хочешь, я могу остаться с тобой. Сегодня.

На один удар моего сердца его фигура застывает, а затем я вижу медленный, почти неуверенный кивок и слышу ровное:

– Я буду рад.

Антон находит мою руку и осторожно, чуть ощутимо сжимает. Наши пальцы переплетаются вновь.

Я делаю судорожный вдох и сильнее смыкаю губы, удерживая внутри неожиданный всхлип. Сама толком не понимаю, отчего першит в горле и жжет влагой глаза.

Едва на светофоре загорается зеленый, Антон резко двигается с места и поворачивает в сторону дома. Нашего.

Теперь мы едем быстрее. Я смотрю вперед, лишь иногда позволяя себе бросить взгляд в сторону водительского кресла. Тепло лежащей на моей руки Антона греет сильнее жара печки, посылает через мою кожу в вены волны тоски и радости, от которых болит сердце и отрезвляюще громко стучит в висках пульс.

Только что пролетающие перед глазами смазанные желто-красные пятна уличных фонарей исчезают, уступая мысленное пространство сцене из недавнего прошлого. Я часто – пожалуй, слишком часто, – вспоминаю, чем окончилась наша предыдущая личная встреча с Антоном. Я слышу его голос, произносящий убийственно-ясный ответ на мой вопрос:

«Не знаю. Просто не вижу», – сказал он тогда.

Может быть, другая на моем месте удовлетворилась бы и этими словами. Может быть, их действительно достаточно, чтобы самостоятельно додумать остальное; произвести анализ и интерпретировать скупые фразы в подсознательное признание о большем, но я хотела иного. Хочу до сих пор.

Искренности. Открытости в чувствах. Любви вместо привычки или привязанности.

И тем не менее еду с Антоном в наш общий в прошлом дом. Не могу противостоять собственному порыву быть с ним рядом хотя бы сейчас. Принять на себя часть боли его утраты.

Знакомый двор предстает перед мной в свете фар спустя несколько минут, и я, сама того поначалу не замечая, ждано всматриваюсь в полумрак, впитываю облик места, по которому скучала, и внимательно исследую каждый доступный взгляду уголок на предмет изменений, пока не глохнет мотор. Антон первым нарушает наше длительное молчание:

– Пойдем?

– Да, конечно. – Я киваю и открываю дверцу, чтобы ступить на покрытый льдом асфальт.

Все во мне тянется к этому двору. Дому. Воздух здесь кажется насыщеннее и свежее, чем в любом другом районе города, и я дышу – глубоко и часто. На пути к подъезду запрокидываю голову и недолго любуюсь темно-синим небом с редкими вспышками звезд в расслоении облаков.