Солнце мое - Владимир Войлошников, Ольга Войлошникова

— Ой, да элементарно! Выворачиваешь, по швам подкалываешь, — я изобразила на пальцах своё видение процесса, — тащи своё платье, прямо щас и заколем.

Анька вытаращила на меня глаза:

— А не испортим?

— Почему «испортим» сразу? Я ж себе шью. Аккуратненько прихватим, посмотришь. Понравится — прибежишь ко мне, прострочим.

Десять минут у нас ушло на то, чтобы вывернуть, надеть, заколоть и на живульку прихватить шикарное платье из синего гипюра (по-моему, вышло вполне себе неплохо), и остаток вечера мы занимались всякой свидетельской красотой и обсуждали плакаты, которые на подъезде невесты положено было развесить (только сперва их надо было нарисовать), лютые испытания для жениха, который к этой невесте должен был пробиться, и развесёлые конкурсы для гостей на празднике. Всё это казалось нам верхом искромётной фантазии, и людей, несомненно, должно было привести в полнейший восторг.

Потом я жаловалась на свою судьбинушку и снова чуть не плакала.

Потом Анька рассказывала мне всякие новостя́, потому что у девочек, вы не поверите, сто-о-олько новостей может накопиться всего за четыре дня. А если не хватит своих, можно обсуждать чужие.

А он сказал. А она как посмотрела! Вот так, прикинь. А он чё? Офигеть вообще. А она?..

Засиделись мы допоздна, и чёт я вдруг поняла, что домой идти пипец как страшно. Аня, видимо, то же самое подумала, потому что говорит:

— Знаешь что? Оставайся-ка ты у меня. Я тебе в зале диван расстелю. Зато поболтаем. Я, правда, завтра в восемь встаю.

— Да это наоборот здорово, мне тоже в восемь надо встать, я хоть не просплю!

На том и порешили. Встали, правда, обе с трудом, потому что вдруг (внезапно) мы решили, что раз уж пошла такая пьянка, то можно и начать плакаты рисовать — в четыре руки-то веселее, чем в две! Разложили стол в зале, раскатали ватманы. Часов до трёх мы изображали художества, в промежутках гоняя чаи, хохотали как ненормальные и трепались про всякое. Ну, а когда ещё такой случай представится?

23. ЛЕТО КОНЧАЕТСЯ…

Я ПРОНИКАЮ НА ТЕРРИТОРИЮ ВОЕННОГО ОБЪЕКТА

Понедельник, 21 августа 1995.

С утра я полетела к Вове. Ну, как с утра — я ж сова, я говорила.

Приехать к десяти — это рано, учитывая, что встать для этого надо в восемь. Это хорошо, что мы с Аней совместными усилиями подорвались. Потом я сразу побежала к себе — возвращаться домой в восемь утра куда менее страшно, чем в двенадцать ночи, скажу я вам. Светло, народ идёт на работу, красота!

У подъезда, прислонившись спиной к пыльной стене, правда, сидел на корточках обдолбанный парень. Капюшон спортивки на лицо натянут. Он покачивался и что-то бормотал. Ну, этот уже нестрашный, покачается вот так да ляжет, а может и уйдёт…

Я залетела на третий этаж, быстренько умылась, хлебанула чайку с печенькой, причепурилась и понеслась!

Через КПП прошла, морда кирпичом. Ну, в самом деле, никто на меня и глазом не моргнул. Ой, нет, глазом-то наоборот, я ж выпендрилась как в субботу. В чёрном, такая фифа, все дела. Так что таращились мне и навстречу, и вслед.

А они там бегают, лоси. Как раз Вовкина рота. И пока все не пробегут, он отойти не может, типа бдит за процессом — он же сержант.

Ну вот, шла я шла, и метрах так в десяти остановилась, чё я в толпу полезу-то. А молодые здоровые парни дружно начали на меня глазеть. Собственно, ради чего всё и затевалось. Пусть Вовке завидуют, салаги.

Вовка тоже меня, конечно, увидел. Помахал. Я в ответ аккуратно сделала ручкой и начала интенсивно светить лицом. Ну, скорее бы!

По толпе курсантов поползло «бу-бу-бу». И даже, вроде, «гы-гы-гы». Меня обсуждают, ясен пень. Всё, вроде все отбегали. Роты поменялись местами. Вовины упали тюлениться, а он наконец-то пришёл ко мне!

— Привет, милый!

— Привет, любимая моя!

Я потянулась к нему, привставая на цыпочки.