Грустная дама червей - Татьяна Бочарова (2005)

Зине пришлось взять больничный. Она купила все, что велел доктор, методично пичкала сына таблетками и микстурой, но тому с каждым днем становилось все хуже: скакала температура, грудь разрывал мучительный, жесткий кашель.

Из поликлиники пришел другой врач, затем заведующая отделением — оба слушали Илюшку, заставляли его то дышать, то не дышать, стучали пальцами по его худенькой спине и недоуменно пожимали плечами.

Зина не знала, что и думать. Ее начал терзать страх, по ночам она не могла уснуть. Ей казалось, что с ребенком что-то серьезное, какая-то лютая, неизлечимая болезнь. Он таял на глазах. Врачи уже настаивали на госпитализации, Зина медлила: о детских больницах она слышала много плохого.

Наконец, видя, что ничего не помогает, она сдалась. Очередной врач выписал направление в Третью детскую больницу, одну из лучших о Москве.

Зина хотела ехать немедленно, но Илюшка вдруг стал плакать, так горько и жалобно, что у нее сжалось сердце.

«Подожду до завтра, — решила Зина, — утром отвезу, до утра ничего не случится».

Вечером раздался звонок в дверь.

Зина подумала, что это соседка, которая часто одалживала у нее то соль, то спички, то муку. Как была, в легком домашнем халатике, с едва подколотыми волосами, она вышла в прихожую и щелкнула замком.

На пороге стоял Денис.

— Ты? — только и смогла вымолвить Зина. — Как ты… зачем?…

В комнате спал Илюшка, спал тревожно, ворочаясь с боку на бок, что-то жалобно бормоча, плавая в жару. А здесь, в коридоре, перед ней стоял зажравшийся наглый недоросль, с прыщавыми щеками и потными от желания ладонями.

Зина почувствовала, что больше не вынесет. Ее душили слезы отчаяния, стыда и унижения.

— Вон, — сдавленно проговорила она, вытирая глаза. — Убирайся!

— Я только узнать хотел, ты чего не ходишь на работу? — Во взгляде парня впервые за все время их знакомства Зина прочитала некую осмысленность.

Он перестал жевать свою вечную жвачку и смотрел на нее внимательно, слегка сведя брови к переносице, точно силясь постигнуть невероятно сложную, мудреную задачу.

— Убирайся. — повторила Зина уже без злости, ощущая лишь непомерную усталость от всего — от напряжения последних недель, от страха за сына, от многолетнего, выматывающего душу одиночества.

— Это… — Парень помялся на пороге, сделал шаг назад и тут же вернулся. — А… плачешь чего?

— Сын болеет, — коротко сказала Зина, и внезапно ей стало легче. Самую малость, капельку, но легче, будто она переложила часть тяжести со своих плеч на чьи-то другие.

— Чем? — поинтересовался Денис.

— Не знаю. Завтра везу его в больницу на обследование.

— Погоди в больницу, — он снова отступил за порог, — у матери врачиха знакомая есть, всю Москву лечит. Я дам телефон.

— Сколько она берет за консультацию?

— Триста, кажется. Или четыреста, точно не помню.

— Рублей?

— Шутишь?

Зина отрицательно покачала головой:

— Это все, что у меня сейчас есть. Я не могу.

— Я заплачу.

— Нет. Уходи. — Она решительно взяла его за плечо, пытаясь выдворить за дверь.

— Ну и дура, — проговорил Денис, упираясь, — твой же ребенок. Говорю тебе, врачиха классная, она его в два счета на ноги поставит. Какая же ты мать после этого?

— Нормальная мать. — Зина вытолкала парня на площадку и с грохотом захлопнула за ним дверь.

Постояла в коридоре, пытаясь унять сердцебиение, потом вернулась к Илюше.

Сунула ему под мышку градусник — серебряный столбик за минуту взлетел к тридцати девяти. Зина в отчаянии опустилась на стул, обхватила руками голову.

Она не помнила, сколько просидела так, сжавшись на стуле, оцепенев, отключившись от реальности. Её привел в себя новый звонок в дверь.

«С лестницы его спустить, этого сосунка?» — безучастно подумала она и поплелась открывать.