Грустная дама червей - Татьяна Бочарова (2005)

В его тоне Карина ясно различила тревогу. Она улыбнулась, уже не сдерживая соленую влагу, навернувшуюся на глаза:

— От счастья. И eщe… оттого, какая я дрянь.

Олег нахмурился:

— Глупости. Ты из-за Лельки? Она сама виновата и отлично это знает.

— Перестань, — слабо попросила Карина. — Ты не смеешь… мы не смеем…

— Много ты о ней понимаешь! — Олег выпустил Карину, потянулся к лежащим на тумбочке сигаретам. — Да она знаешь что творила — тебе и не снилось, дурочке наивной. Лелька — она акула в сравнении с тобой, хищница, понимаешь?

— Прекрати, — уже резко произнесла Карина и села.

Олег послушно замолчал. Чиркнул зажигалкой, закурил, глядя в сторону.

Карина поняла, что. честя Лелю, он пытается заглушить терзающее их обоих чувство вины. И еще — где-то глубоко, на уровне интуиции осознала, что Олегу сейчас тяжелее, чем ей самой, несмотря на то что кажется он твердым, неприступным и даже грубым.

— Будь что будет, — тихо, почти шепотом, произнесла она. — Я тебя люблю.

— И я тебя. — Она видела его глаза, видела, что это правда. Никогда тот, другой, не смотрел на нее с такой нежностью, доверием, пониманием.

Тело точно обожгло, губы моментально пересохли, в висках лихорадочно застучало. Карина протянула руку к ночнику, но Олег перехватил ее:

— Не надо, оставь. Я хочу тебя видеть.

Она послушно кивнула и, не в силах больше сдерживаться, жадно потянулась губами к его губам…

За окном с оглушительным грохотом взорвалась петарда. Затем другая, третья.

Олег улыбнулся и сел на кровати.

— Мальчишки балуются. — Карина тоже улыбнулась, встала. Отыскала в шкафу халат, набросила на плечи. Зажгла верхний свет и взглянула на часы. — Уже шесть. Ты, наверное, голодный? Что тебе приготовить?

— Не знаю. — Олег рассеянно пожал плечами и вдруг усмехнулся: — Странно.

— Что? — не поняла Карина.

Он кивнул на старенькое пианино в углу.

— Странно, что я ни разу не слыхал, как ты играешь.

— А я и не играю. — рассмеялась Карина. — Омлет будешь?

— Погоди ты со своим омлетом, — с досадой произнес он. — Как это не играешь, если консерваторию окончила? Не морочь мне голову.

— Когда оканчивала — тогда было дело другое.

А сейчас… — Карина вздохнула. Потом медленно приблизилась к инструменту, тронула крышку.

— Давай изобрази что-нибудь. — Олег ободряюще кивнул.

— Что тебе изобразить? Я сколько лет не занимаюсь — пальцы деревянные стали. — Она уселась на вертящийся, круглый стул, откинула крышку, взяла наугад несколько аккордов.

Пианино запело тихо и жалобно. Это был хороший, старинный немецкий инструмент, купленный когда-то в незапамятные времена Карининой матерью по дешевке у какой-то ветхой старушки.

Карина любила его и гордилась им, но вот уже многие годы действительно почти не прикасалась к желтоватым клавишам из слоновой кости.

В консерватории она считалась одной из сильнейших на своем курсе, ее даже приглашали в аспирантуру. Как же так случилось, что ее гордость, ее «Циммерман» стоит одинокий и заброшенный, а сама Карина, кроме «Пиковой дамы», ничего не играет?

Ей вдруг страстно захотелось сыграть. По-настоящему, в полную силу, так, как играла она когда-то на госэкзамене свое любимое произведение — балладу Шопена.

Карина села удобнее, положила руки на клавиши. На секунду подняла глаза вверх. Потом уверенным движением взяла первый звук.

Удивительно, но пальцы, отвыкшие трудиться в полную силу, слушались легко, точно до этого целыми днями Карина только и делала, что разыгрывала гаммы и упражнения.

Она играла упоенно, наслаждаясь тонким, изысканным звучанием «Циммермана», тем, что ее внимательно слушает настоящий музыкант, великолепно понимающий, что к чему, способный оценить ее мастерство, отточенное некогда годами кропотливой работы и не исчезнувшее, несмотря на отсутствие концертной практики.