Сердце в огне - Марина Безрукова

Михаил взглянул с прищуром и, открыв баночку, подвинул ее ближе к Жене.

— Из шишек. В начале лета собирали. Пробуй.

В его голосе не слышалось пожелания. Слово «пробуй» прозвучало, как повеление, но возмущения почему-то не вызвало. Женя ложечкой зачерпнула красно-коричневый сироп, постаралась выловить и маленькую зеленую шишку. Переложила на блюдечко, разглядывая, как растекается густая лужица. Осторожно попробовала и удивленно приподняла брови. Варенье было совсем несладким и ярко отдавало смолой. А вот шишка оказалась мягкой, но горьковатой. Необычно. И вкусно.

— Ну как? Полезная штука, — одобрил Михаил. — Если хочешь, есть сливки.

От сливок Женя отказалась и принялась с наслаждением уплетать еще теплые оладьи. Вскоре тарелка опустела, и не оставалось ничего делать, как равнодушно посмотреть в сторону, как будто наелась. Михаил улыбнулся и вынес из-за занавески еще одну порцию. Тетя Саня что-то сказала вслед, и Женя услышала в ее голосе одобрение и как будто скрытое удовольствие.

Когда вышли из избушки, туман уже рассеялся, но воздух так и не прогрелся, остался сырым и вязким. Казалось, его можно вдохнуть, как плотный дым. По территории тут и там были разбросаны еще несколько коттеджей, Женя насчитала пять домов. Негусто. Да и неудивительно, поди доберись в эту глушь.

— Узнаешь? — Михаил дернул подбородком.

Женя огляделась внимательнее и увидела ту же самую картинку, которую она пыталась недавно редактировать. Только теперь она предстала воочию.

— Да… буклеты хочу напечатать… Чтобы понимали сразу, куда едут… А то бывают, эксцессы. Так что я на тебя надеюсь, ты неплохо начала, — легонько толкнул он Женю в плечо.

От этого несильного толчка Женя покачнулась, и Михаил испуганно подхватил ее под локоть.

— Извини…

Они прошли еще несколько шагов. Женя старательно обходила небольшие лужицы, любуясь полоской леса, где еще искрились ярко-желтые верхушки лиственниц. За пригорком обнаружились разноцветные деревянные коробки, раскиданные по облысевшему лугу.

— Пасека, — с гордостью сказал Михаил.

Лицо его при этом стало таким довольным, будто он демонстрировал достижения детей.

— А разве на зиму их не убирают? Пчелы же спят… — проявила знание биологии Женя.

Михаил фыркнул и посмотрел с веселым осуждением.

— Это миф. Они не спят. Просто заторможеннее становятся. Медленнее. Часть зимует здесь. Часть я убираю. Те, что здесь, в клубок сбиваются, так теплее. Одна пчела замерзнет, а вот когда их много, они согревают друг друга. Помогают.

Он помолчал немного и добавил:

— Вот бы люди так…

Женя внимательно взглянула на его лицо. В прищуренных серых глазах мелькнуло нечто, как будто рябь прошлась по воде. «У него что-то случилось в жизни», — совершенно четко прозвучало в ее голове.

— А сейчас пошли, — встрепенулся Михаил. — Покажу кое-что. Почти аттракцион.

Женя послушно отправилась в сторону большого сарая.

— Ты когда-нибудь гладила пчел? — вдруг остановился Михаил.

— Нет, — испуганно выпалила Женя. — И не хочу!

— Сейчас и не получится, — успокоил ее мужчина, — сейчас лучше их не тревожить. А вот летом, пожалуйста!

«Глупый, думает, я тут до лета останусь, что ли?» — весело удивилась Женя, но вслух ничего не сказала.

— Они добрые. Не кусаются. Знаешь, как приятно, когда на ладошке сидят. Пушистые… мягкие… как крошечные игрушки.

Теперь глаза у Михаила восторженно горели, как у ребенка, рассказывающего о маленьких котятах. Женя недоверчиво слушала.

— На Руси, кстати, убить пчелу, был самый страшный грех. Его даже искупить невозможно.