Сердце в огне - Марина Безрукова

Вспомнились вечера, когда Михаил несмело стучал в дверь, и она поначалу не хотела открывать, но потом осмелела. Впускала его в дом, и они пили чай, разговаривали, и ей становилось хорошо и уютно. Немного неповоротливый, большой и от этого стеснительный, Михаил, нависал над столом, закрывая своей тенью полкомнаты. И в этой тени пряталась маленькая фигурка Женьки.

Он рассказывал ей историю этих мест. Показывал старые вырезки из газет, где еще сохранились размытые черно-белые снимки деревни на двадцать домов. Деревенька исчезла, как исчезли и жители. Кого-то сослали еще дальше, кто-то ушел, скрываясь в лесах, другие переехали ближе к городу. Брошенные дома чернели от горя и постепенно разрушались. Потом здесь жили метеорологи, для них построили станцию. До сих пор можно наткнуться на заржавевшие металлические конструкции, которыми измеряли уровень снега в этих местах. В конце прошлого тысячелетия всё умерло окончательно и участки стали распродаваться.

— Ты тогда решил здесь выкупить землю? — спросила Женя, прислушиваясь к шумящему за окном дождю.

Михаил покачал головой:

— Нет. Я же говорил, с этими местами меня связал самолет…

Глаза его потемнели, а морщинка в межбровье стала глубже.

— Почему ты ничего не спрашиваешь насчет этого?

Женя обрисовала перед своим лицом в воздухе овал. Михаил внимательно посмотрел на нее и пожал плечами, как будто она задала глупый вопрос:

— Потому что я не замечаю…

— Ага! — рассердилась Женя и, сложив руки на груди, усмехнулась. — Ну, вот прям, ничегошеньки не видно! Всем видно, всем интересно, а тебе нет! Чудеса! Или тебе очки нужны?

Ни с того, ни с сего она разозлилась. Она-то думала, он с ней, один из немногих, искренен и честен, а выходит, тоже притворяется. Хотя в глазах читала другое. Но после подернутых пленкой глаз Глеба, любые покажутся живыми, человеческими.

— Жень, ты на себя сейчас злишься, — помолчав, ответил Михаил. — А я не хочу оправдываться за свои ощущения. И если я говорю, что не замечаю, значит, не замечаю…

Женя поджала губы и с вызовом посмотрела ему в лицо. Но взгляд Михаила был уверенным и спокойным.

— И потом, я думаю, это всё поправимо… Женщине важна внешность, это мы, мужики, можем не обращать внимания, а у вас так не получится.

— А это? Руки-крюки… — повертела пальцами перед Михаилом Женя.

Она понимала, что ведет себя нелепо, но слишком уж долго держала всё в себе, притворяясь, будто ее не страшит неизвестность. Старалась даже не представлять свое будущее и не мечтала, как ее кожа снова станет красивой и не будет похожа на бугристую жабью шкурку.

— Руки, как руки, пять пальцев на каждой. И опять же, думаю, со временем ситуация выправится.

— Но я больше не смогу заниматься любимым делом, — сердито сказала Женя.

— Найдется другое. Я тоже думал, что у меня ничего не получится. А вот… живу…

Михаил грустно улыбнулся. И опять невидимой птицей промелькнула невысказанная тоска.

Щелкнул остывающий чайник, тихо загудел холодильник, ветер швырнул очередную порцию холодных капель в стекла.

Утром Женя вышла на крылечко и обнаружила на перилах стаканчик с черно-сизыми ягодами, к которым прилипли похожие на хвоинки стебли. «Черника?… только откуда она тут почти зимой?» — подумала Женя, разглядывая необычный подарок. Прямо губами захватила одну ягодку и надкусила. Кисловатый сок приятно освежил рот. Женя запрокинула голову и аккуратно насыпала еще. Зажмурилась, разжевывая. Потом улыбнулась: получается, Михаил принес ягоды для нее… Всё дарами природы хвастается.

Проходивший мимо Кеша рассказал, что это и не черника вовсе, а водяника. Женя с удивлением узнала, что ягоды могут храниться прямо под снегом до весны. Вот уж матушка-природа щедра!

— Получается, Михалычу аж за сопку пришлось идти… Во, дает! — с восхищением покрутил головой Кеша.