После долгой зимы - Мар Лиса (2024)

— Слушаю, баб Вер, — я же оставлял ей номер, чтоб звонила, мало ли что случится.

— У Адочки день рождения сегодня, а она сидит одна в глухой деревне. Ты бы приехал, а, Егорка?

— День рождения…, - эхом вторю я. — Спасибо, баб Вер.

— У кого там день рождения? У твоей блондиночки? — ухмыляется Паша. — И почему ты все еще тут?

— А что придумать-то? В городок ей нельзя…, - тяну я.

— В соседний город ее отвези, — Паша смотрит на меня, как на идиота.

А я себя им и чувствую. Слишком часто в последнее время. На ходу вытаскиваю сигарету и пру напролом к выходу на улице. Жадно затягиваюсь, зажмуриваясь. А когда распахиваю глаза, натыкаюсь на осуждающий взгляд Паши.

— И почему ты все еще здесь?

— Уверен, что я последний человек, которого Ада хотела бы видеть сегодня, — во рту горчит, и дело тут не в сигарете.

— И с чего ты это взял?

— Ада такая, что вместо "твою мать" она скажет "как же так", а вместо того, чтобы позволить себя снять в баре, проведет вечер дома.

— Так это же здорово.

— Мы слишком разные.

— А тебе бы хотелось, чтобы она материлась?

— Нет, но…

— Или спала со всеми подряд?

— Нет, но…

— Тогда какие к ней претензии?

— Никаких. Я пытаюсь тебе сказать, что она-то как раз идеальная, а вот такой придурок, матерщинник и любитель баб, как я, ей совсем не нужен.

— Во-первых, если ты захочешь, ты можешь постараться стать чуть мягче для нее, а во-вторых, это не тебе решать, нужен или нет. О, и еще прекрати уже дымить, как паровоз. Это уже от меня совет.

— Зануда.

— Я серьезно, Егор, хватит бегать от себя. Я хорошо тебя знаю, с моей стороны прекрасно видно, насколько ты вляпался, только вот это не дерьмо, как сейчас тебе кажется. Не про**и все, — и Паша отступает к двери ангара, бросая на ходу: — Я тут прослежу сегодня, не переживай. Не заставляй девушку ждать в день рождения.

— И не забудь цветы! — несется мне вслед, когда я уже иду к машине.

Что ж, надеюсь, что я получил все ЦУ от лучшего друга. Топлю газ в пол и срываюсь с места.

Ада

На следующее утро я решаю сделать вид, что ничего особенного в сегодняшнем дне нет. В принципе, мне не привыкать, в моей прошлой жизни с родителями праздников на мой день рождения мне никогда не устраивали. Но в душе теплилась надежда, что теперь все будет по-другому. Ничего, я переживу. По уже сложившейся традиции растапливаю печь, затем иду на кухню, выбрасываю испорченный зачерствевший кекс в мусорку и оттираю с пола засохший крем. На автомате варю себе кашу и делаю чай. По прицепившейся нехорошей привычке несу еду в зал на стол, где стоит ноутбук. За завтраком проверяю свою группу и мониторю новости из некоторых моих подписок.

Вскидываю голову, когда слышу во дворе звук мотора. Стекла промерзли так, что причудливые узоры совсем перекрывают видимость. Неспешно поднимаюсь и выхожу на крыльцо. Больше я не побегу смотреть на курьера сломя голову. К моему снеговику подъезжает машина, на этот раз серебристая, и из нее выходит… Егор. Почти что не верю своим глазам. Мне бы разозлиться, гордо развернуться и захлопнуть дверь. А я стою, глазами его пожираю, и мое глупое сердце тает. Единственное, за что я его готова сейчас побить, хотя стоило бы за другое, это за то, что он выходит на мороз без шапки и шарфа в небрежно расстегнутой тонкой куртке. Смотрю на короткий ежик волос, неизменно чуть отросшую щетину и в уставшие серые глаза, и готова растечься лужицей на этом крыльце, так я скучала. А уж когда он достает с заднего сидения огромный букет белых роз и поворачивается с ним ко мне, мое бедное сердце и вовсе делает сальто в грудной клетке.

— Привет, — здоровается наконец. Единый, и без этого голоса мне тоже было так тоскливо.

— Это… мне? — спрашиваю с заминкой.