После долгой зимы - Мар Лиса (2024)

После кино, находившись и изрядно проголодавшись, мы поднимаемся на этаж выше, на этот раз минуя фудкорт, идем в небольшой симпатичный ресторанчик. Нас провожают за столик у панорамного окна. С пятого этажа прекрасный вид на заснеженную сейчас площадь с маленькими мостиками и небольшими замерзшими каналами между ними. Летом здесь, наверно, очень красиво. После основных блюд, узнав, что у меня День Рождения, мне приносят кусочек торта с зажжённой свечкой в подарок от заведения. При мне кидают в стеклянную кружку шоколадный шарик, заливают его горячим молоком, и я вижу, как он плавится, а изнутри на поверхность выпрыгивают маленькие зефирки. И я тоже плавлюсь. Так хорошо мне, так тепло сидеть здесь, любоваться опускающимися сумерками за окном, снегом, свечой, моим невероятным собеседником напротив.

Возвращаемся домой уже затемно. Егор заносит в дом плюшевое недоразумение и оставляет его жить на кресле. И пакеты с моими покупками из магазина рукоделия, ужас, как руки чешутся разобрать их и опробовать.

— Я пойду? — спрашивает Егор, правильно истолковав мой взгляд.

— Постой.

Мне очень хочется закончить этот вечер на смелой ноте. Я подхожу вплотную, кладу руки ему на плечи, встаю на носочки и касаюсь его губ. Теплая бархатистая кожа на них приятно ощущается при контакте, а полная нижняя губа — это вообще просто космос. Совершаю пару неловких движений, только вот что дальше делать, я не знаю. Мысленно молю его мне помочь. И Егор будто слышит мои мысли и перехватывает инициативу. Не легко и поверхностно, в стиле бабочки, как я, а захватывает полностью мой рот, клеймит его своим языком, и эти грубоватые, но неповторимые подгибающие ноги поцелуи — это именно то, что мне, оказывается, нравится. От настойчивых бархатных касаний улетаю в другую вселенную. Задыхаюсь, но не могу отодвинуться, как будто крылышки увязли в патоке.

А потом я чувствую, как горячая, даже сквозь шерстяные колготки, тяжелая ладонь ложится мне на бедро под платье и скользит по нему вверх. И поначалу мне даже приятно, а потом я распахиваю глаза, но ничего не вижу.

Темнота.

И яркой вспышкой мать запихивает меня в комнату с подсвеченным алым распятием, бубня при этом "грех, грех, грех".

Темнота.

И еще более яркой молнией Семен прижимает меня к кровати, его руки на моих бедрах, настойчиво раздвигают мне ноги, чтобы разорвать надвое…

— Нет! — во весь голос кричу я и с непонятно откуда взявшейся силой отпихиваю его от себя. — Не трогай меня!

Темнота отступает через время, понимаю, что я нахожусь в безопасности на даче, Егор меня слегка трясет, чтобы привести в чувство, но тут же поднимает руки вверх, когда видит, что я смотрю на него более осмысленно:

— Извини, Ада, я не должен был тебя трогать… Я же не насильник какой-то. Просто ты такая… Не сдержался. Но теперь точно зарубил себе на носу, что со мной ты готова вести только платонические отношения, — тараторит он, а я все еще несколько оглушена, что не успеваю соображать и отвечать.

Меня бьет крупная дрожь. Он подает мне стакан воды, выпиваю залпом, немного проливая из-за трясущихся рук.

— Тебе лучше? — спрашивает Егор после пары минут молчания.

Киваю.

— Тогда я поеду, больше не буду тебя нервировать своим присутствием. И себя мучать, — последнюю фразу как-то совсем глухо давит сквозь зубы.

Смотрю в его глаза раненого зверя и не нахожу слов. Хлопок двери. Рев мотора. И я съезжаю по стене на пол прямо там, где стояла. Опускаю голову к коленям. Слезы стекают по крыльям носа, теряясь в колготках и платье. Я снова не нашла в себе сил рассказать ему, что я пережила.

И я снова все испортила.

Ада