Слова ускользают — выскальзывают из моего понимания, даже когда они произносятся, поднимаясь с ленивым дуновением воздуха и отражаясь эхом от потолка, пока не затихают вдали.

Волна тьмы обрушивается на меня и поглощает целиком.

Подобно приливу, тьма медленно отступает.

Пятнистый свет проникает сквозь мои закрытые веки. Я чувствую его запах где-то рядом, этот пьянящий аромат густого ночного леса. Мой пульс учащается. Ровный механический писк ускоряется, чтобы соответствовать ему. Я должно быть подключена к монитору.

— Живи, птичка, — говорит Мал мне на ухо, его голос низкий и настойчивый. —Лети обратно ко мне.

Я приоткрываю веки достаточно надолго, чтобы мельком увидеть его там, парящего надо мной, как ангел смерти, прекрасного и неземного, его светлые глаза ярко горят.

Я понимаю, что он верит, что я умру.

Он берет мою холодную руку и сжимает ее. Сильно. Он грубо командует: — Живи.

Волна тьмы накатывает, чтобы снова забрать меня.

Меня поднимают сильные руки. Боль невыносима, но я не могу закричать. Я не властна ни над одной частью своего тела, включая голосовые связки. Я обмякла, мои конечности безжизненно болтаются, как у куклы. У меня не хватает сил даже на то, чтобы открыть глаза.

Мне тоже холодно. Ужасно холодно.

Я была погребена внутри айсберга.

Затем происходит движение. Дезориентирующее движение. Я не могу сказать, какое направление — вверх или вниз. Руки, которые несли меня, исчезли. Я растянулась на удобной поверхности.

Должно быть, я лежала ровно, но не помню этого. Я также до сих пор не могу открыть глаза.

Что-то мягкое и тяжелое накрывает мое тело. Низкий гул успокаивает мои кричащие нервы. Покачивание погружает меня в транс. Меня укачивает тепло и защищенность, и хотя боль в моем теле сильна, я чувствую себя странно спокойной. Спокойная и отстраненная от самой себя, как будто я невесомо парю в воздухе в нескольких футах от нее, наблюдая.

Может быть, я уже мертва.

Я думала, загробная жизнь будет менее болезненной, чем эта.

Покачивание замедляется, затем прекращается. Я вдыхаю воздух, пахнущий снегом.

— Добрый вечер, сэр. Могу я взглянуть на ваш паспорт, пожалуйста?

Голос мужской, дружелюбный и незнакомый.

После паузы дружелюбный мужчина заговаривает снова. — Как долго вы планируете оставаться в Канаде, сэр?

— Несколько дней.

— Вы здесь по делу или для удовольствия?

— Удовольствие. Я всегда хотел увидеть Ниагарский водопад с другой стороны.

— У вас есть что заявить?

— Нет.

Наступает еще одна пауза, затем дружелюбный мужчина желает Малу счастливого пути.

Снова начинается жужжание. Покачивание снова погружает меня в транс.

Я падаю обратно во тьму.

Когда я открываю глаза на минуту сто лет спустя, я лежу на спине в незнакомой кровати.

В комнате прохладно, светло и тихо, уютное размытое пятно. Без очков я не могу разглядеть детали того, что меня окружает, но это не похоже на больницу. И пахнет не как в больнице.

В воздухе отчетливо пахнет костром и сосновыми иголками. Плотными дождевыми облаками и влажным подлеском. Густым зеленым мхом, взбирающимся по стволам древних деревьев, окутанных туманом на вершинах.

Дикой природой, где нет людей.

Это напоминает мне о походе в Мьюир-Вудс, который моя семья совершала вместе, когда я была ребенком. Собирая хворост для костра, холодные ночи проводили, укрывшись в уютных спальных мешках, небо над головой усыпано сверкающими звездами. Мы со Слоан шептались и хихикали до поздней ночи в нашей палатке после того, как наши родители уснули в своей.

Это одно из последних хороших воспоминаний, которые у меня остались о нас двоих перед смертью нашей матери.