Искушенная дьяволом - Мишель Хёрд

Исчез безжалостный мужчина, который до смерти пугал меня.

В крепких объятиях мужа меня охватывает чувство безопасности.

— Я думала, что потеряла тебя, — хнычу я, мой голос хриплый и такой же уязвимый, как и мои чувства. — Я думала, ты убьешь меня.

— Никогда, — рычит он. — Никогда, mia piccola cerviatta. Mia raggio di sole7.

То, что он называет меня своей маленькой дорогой и лучиком солнца, помогает снять напряжение с моего тела.

Он отстраняется, чтобы видеть мое лицо, и, смотрит на меня с такой нежностью, что я чувствую себя очень эмоциональной.

Его голос нежен, когда он говорит: — Я никогда не причиню вреда ни одному волоску на твоей головн. Ты - мое все.

Я хватаюсь за его запястье, на моем лице снова гамма эмоций. — Все произошло так быстро. Я не знала, что делать.

— Если в будущем что-нибудь случится, первым делом позвони мне, Виттория. Никогда не убегай от меня.

— Я запаниковала, — говорю я, мой голос наполнен слезами.

— Я знаю, детка. — Он опускает голову и снова целует меня. — Я должен был оставить с тобой Большого Рикки. Ты больше никогда не будешь одна. Один из нас всегда будет присматривать за тобой.

Я судорожно киваю, потому что больше никогда никому не смогу доверять. С Анджело, Тайни или Большим Рикки я буду в безопасности. Они будут держать людей подальше от меня.

Меня снова одолевают эмоции и я начинаю плакать. — Я так испугалась.

— Ох, детка, — вздохнул Анджело, его руки снова крепко обхватили меня. — Мне так чертовски жаль.

Плач в надежных сильных руках Анджело приводит к тому, что усталость захлестывает мое тело, и я засыпаю.

***

Анджело

Последние два дня были самыми долгими в моей жизни.

Я на грани, и каждый раз, когда Виттория издает звук или шевелится, я крепче прижимаю ее к себе.

Сначала я пытался переварить смерть дяди и тети, но теперь мне хочется, чтобы они были живы, чтобы я мог их убить.

Неконтролируемая ярость продолжает захлестывать мою грудь, а осознание того, что я не могу отомстить за то, что они сделали с моей женой, разъедает меня.

Я не спал с ночи перед нашим отъездом на Сицилию, и пока не буду уверен, что с Витторией все в порядке, не смогу сомкнуть глаз.

Внезапно ее тело напрягается, и она пытается свернуться калачиком. Я все еще прижимаю ее к груди, отказываясь укладывать ее на кровать.

— Шшш... я держу тебя, детка, — шепчу я, надеясь, что она услышит мои слова.

— Нет, — бормочет она. Она слабо хлопает меня по груди, а затем ее пальцы хватают мою рубашку. — Нет.

Поднеся руку к ее лицу, я провожу ладонью по ее мягкой коже и волосам. — Проснись, детка.

Она вздрагивает, и ее тело содрогается в моих руках. Ее глаза распахиваются, и вид ужаса, застывшего в ее глазах, наносит жестокий удар по моему сердцу.

— Черт, Виттория, — отчаянно простонал я. — Что я могу сделать, чтобы ты почувствовала себя лучше?

Я привык все контролировать, но я понятия не имею, как ее утешить.

Ее лицо приобретает милое, блять, выражение, которое появляется перед тем, как она заплачет, и это обнажает мою душу. Слезы катятся по ее щекам, и от них у меня замирает сердце.

Мое отчаяние растет, и я снова укачиваю ее, осыпая щеки поцелуями.

На этот раз она не плачет, как раньше, и ей удается взять свои эмоции под контроль.

Мой взгляд скользит по ее прекрасному лицу, и я спрашиваю: — Тебе лучше?

Она взволнованно вздыхает и, крепче прижимаясь к моей рубашке, шепчет: — Я продолжаю видеть это.

Мои пальцы ласкают ее лицо. — Что ты видишь, детка?

— Все. — Ее глаза стекленеют, а голос звучит хрупко, когда она шепчет: — Тело Маурицио.

Осторожно, чтобы не давить на нее, я сохраняю мягкий тон и спрашиваю: — Ты можешь рассказать мне, что случилось?